Отдать? Щаз-з-з!
- Сталкера сюда подгоните, - приказал я. Громозека сразу просёк, с ужасом посмотрел на меня, - И военкоров давайте. Пусть фиксируют акт возмездия.
- И моего грехопадения, - уже под нос буркнул я.
Презрительная ухмылка слетела с лица бестии, когда в тыл им вышел инженерный самоход с язычком пламени на огнемёте. А когда переводчик стал им доводить слова моего обвинительного приговора, что я изрекал, стоя в Сталкере, держась за гашетки огнемёта, то бестии совсем взгустнулось.
- Убийством гражданский людей, неспровоцированным насилием, садизмом и разбойничьей жестокостью эти ублюдки вычеркнули себя из рядов солдат воюющих стран. Да что там! Они людьми перестали быть. Это бесы! Твари преисподней! Хуже зверей! Гниль давно съела их мозги, сердца и души. А гниль - надо выжигать!!!
Ревущее пламя сорвалось с наконечника огнемёта, залило немцев, до последнего надевшихся, что обойдётся, что мы попугаем их огнемётом, да в плен уведём. Щааз-з! Немцы - бежать живыми факелами, я заливать их огнём. Тут и наши тоже побежали кто - куда. А я всё лил и лил струи огня в мираж презрительной улыбки "белокурой бестии". В зелёную клеёнку. В ледяные глаза ментов в кроссовках.
Лицо моё при этом запечатлел один из военкоров. Даже в плохом качестве монохромного оттиска жёлтого листка фронтовой газеты оно было уродливым, страшным и ужасным. До мурашек на спине. Таким планета впервые увидела морду Медведя. Почему планета? Потому что материалы этого действа были перепечатаны множеством таблоидов. Кто-то это назвал варварством дикаря, самосудом и военным преступлением, а кто-то - справедливостью.
Не было это справедливостью. Это была казнь с показательной жестокостью. С показательной отмороженностью. Запредельность. Это нужно было сделать. Нужно! Хочешь ты этого или нет! Нужно! А хочешь или не хочешь - дело десятое.
И будь проклято Провидение за то, что именно я стал Рукой Возмездия! А кто? Вынес приговор - имей мужество взять грех на себя. Или отойди в сторонку. Не бери на себя того, что не вынесешь! В этом деле я не мог приказать никому из своих подчинённых. Я - это сделал! Я! Я вынес приговор - я и исполнил. На мне и грех. На мне одном! И я за это буду гореть в чистилище лишних ндцать эпох! Заставить кого-то - погубить не только свою душу (я ведь вынес приговор), но и исполнителя, насильно ставшего палачом. Зачем погибать двоим, если хватит одного?
Зверски растерзанных жителей села погребли. Дали салют. Выживших - забрали с собой, потом отправили в Воронеж. А барбекю тел немцев оставили так, как получилось. Там, куда они успели добежать.