В десять вечера невидимые динамики рявкнули бравурным маршем отбоя. Девчата из «семерки» спешно рассосались, несмотря на дикий голод и тоску в глазах – дисциплина оказалась сильней полового инстинкта, что напрягло. Какими розгами их тут воспитывают?
Нужды в построении и перекличке не было – система и так прекрасно знала местонахождение каждого бойца. В нас врезали столько железа, что было бы глупо надеяться на отсутствие простейшего трекера.
Прессовать новобранцев также не стали – может, боялись перегнуть палку и сломать хрупкую психику «не добровольцев». Ведь, несмотря на медикаментозное прикрытие и прошедшую неделю дремоты в гелевой ванне, уровень стрессовых гормонов в организме зашкаливал. Зачем подвергать излишней нагрузке фильтры крови? Ресурс имплантов не вечен, а имущество казенное.
А может, расслабляют наши инстинктивно сжатые булки своими лживыми улыбками, а сами держат за спиной кулак со свинчаткой? Несмело раздвинешь губы в ответ – и мигом прилетит кастетом по хрупким зубам!
Народ неохотно расползался по капсулам под резкие звуки системного марша Пятого Рима. Наиболее задумчивые получили добавочное ускорение шокером от вездесущих сержантов. Команды должны исполняться на одних рефлексах!
Спальный бокс встретил меня равнодушным таймером отсчета: «До принудительной функции сна осталось: 9… 8… 7…»
Я едва успел рухнуть на койку, как свет в казарме притух до дежурного, а слащавый мужской баритон «умного дома» интимно шепнул на ухо: «Во славу Рима! Приятного сна! Пробуждение через 7:99:99… 7:99:98…»
Будильник обманул. Из сна меня вышибло тревожным алармом активировавшегося импланта. Зрение вновь рябило цветными маркерами интерфейсов, слух обострился, а дублирующий контур надпочечников спешно накачивал кровь адреналином и кортизолом.
Ложе ощутимо вздрогнуло, сквозь почти абсолютную звукоизоляцию пробился отголосок хлесткого взрыва. Ложе ощутимо тряхнуло, над головой погасла тусклая полоска ночника, мгновенно активировались красные лампы аварийного освещения. За прозрачным пластиком мелькали цветные росчерки лазерной дискотеки, весело полыхало совсем близкое пламя, беззвучно бились о стекло запекаемые в капсулах люди…
По оголенным нервам ударили эмоции проснувшейся Лины – паника, страх и яркая – как Солнце – боль! Словно раскаленная спица вошла в позвоночник – от копчика и до затылка. Я захрипел и заскрежетал зубами, совершенно не замечая, как пережевываю попавший под раздачу язык. Заемная боль была сильнее…
Удар босой пятки по пластине у выхода – откройся, тварь! Натужный вой движка, дым горелой изоляции и дрожащая надпись в воздухе: