Без объявления войны (Кондратенко) - страница 27

Сейчас, чутко прислушиваясь к далекому звуку самолетов, он стучит кулаком по столу:

— Если это война, то я не буду кропать стишки в тылу. Только фронт... Только... Ты видел, как я стреляю. В бою промаха не дам!

В памяти возникает тоннель армейского тира. Оборонная секция Союза писателей проводит соревнования по стрельбе. На линии огня Андрей Малышко и Анатолий Шиян, их сменяют Иван Гончаренко и Вадим Собко. Старый солдат Михаил Семенович Тардов выбивает пять четверок. Спешит к барьеру Семен Скляренко, медленно прицеливается Владимир Сосюра. Победитель Микола Шпак — все его пули попали в яблочко.

— Ты смотри, — удивляется Сосюра и карандашиком обводит пробоины.

— Так, вот так, — бойкой скороговоркой одобряет меткую стрельбу Скляренко.

Пятый месяц в кабинете Шпака рядом с картой Советского Союза висит памятная мишень...

Зина заглядывает в окно, кричит с балкона:

— Микола, включи радио! Люди говорят — будут важные известия.

— Опять говорят... — вскипает Шпак. Он подходит к приемнику и резко переводит рычажок.

Появляется Зина с тремя дочерьми. Девочки насторожены. Смотрю на стенные часы. Стрелки сходятся. Полдень. В приемнике легкий шум, потрескивание, и вдруг:

— Внимание! Говорит Москва. Работают все радиостанции Советского Союза!

Я почти не дышу. Микола застыл у приемника. По скорбному лицу Зины текут слезы. Да, случилось то, чего опасались все советские люди, — война! Вернее — вероломное нападение. Гитлер верен своей бандитской тактике: вермахт перешел нашу государственную границу без предупреждения. Никаких претензий и переговоров. Язык силы: бомбовые удары и — танки вперед!

Зина, всхлипывая, встает с дивана. Окруженная испуганными дочерьми, пошатываясь, идет к выходу.

— Они еще пожалеют... эти новые ордынцы, получат свое! — гремит в коридоре Микола.

И тишина. Бомбили Киев, Севастополь, Минск... Мысль работает лихорадочно. Где наступает враг? Дан ли ему отпор? Какая обстановка сложилась на фронте? Больше всего тревожит неизвестность. Эх, и надо же в такое время болеть. В редакции мои товарищи, наверное, склонились над картой, собираются на главное направление, а я прикован к постели.

Кто-то стучит в наружную дверь — громко, настойчиво. Старик-врач? Но с такой силой!

— Что случилось? Кто там ломится? — сердито спрашивает Микола.

Оказывается, испортился звонок, и посыльный сержант Хозе с усердием испытывает прочность армейских каблуков, на которых красуются серебристые подковки. Хозе смугл и строен. В пожелтевшем комбинезоне, туго подпоясанный ремнем, сержант стремительной осой влетает в комнату. Говорит быстро, с едва уловимым акцентом, слегка растягивая гласные: