– Понимаю, – кивнул Гриффин. – Но не надо стесняться. Если сейчас о нем не поговорить, ты все время будешь о нем молчать.
И он был прав. Мне хотелось быть краткой, но я даже не знала, как подступиться к этой теме, поэтому просто сидела и думала. Становилось жарко. Свежий ветер развевал мне волосы.
– А что, если я не буду объяснять тебе всего, а расскажу только о самом лучшем и самом худшем?
– Ну вот, теперь ты надо мной смеешься, – улыбнулся Гриффин. – Что же, поделом мне…
– Нет, я не смеюсь, честное слово. Может, ты просто имеешь на меня влияние?
– Ну ладно. Тогда начинай.
– В общем, мое самое лучшее воспоминание – это наши ночевки в палатке. Нам обоим приходилось много путешествовать по работе, особенно мне, но когда мы оба бывали дома, Ник иногда ставил на заднем дворе палатку. Звучит глупо, знаю. Большую часть ночи мы лежали в одном спальном мешке и разговаривали, а утром встречали вместе восход. Тогда я была счастлива и чувствовала себя уверенно.
Гриффин широко улыбнулся – без ревности, без осуждения.
– Это замечательно, – сказал он.
Я кивнула.
– А худшее?
Я посмотрела прямо ему в глаза:
– В остальное время я не чувствовала себя уверенно.
В ту же минуту я осознала всю тяжесть сказанного – тяжесть того, на что прежде старательно закрывала глаза. Живя с Ником, я ощущала себя как на экзамене. Пожалуй, сама я была виновата в этом ничуть не меньше Ника: постоянно стремилась ему угодить, добиться его одобрения, потому что любила без памяти. Но так ли уж важна причина, если результат остается прежним? Может быть, именно поэтому я редко бывала дома – не хотела чувствовать, что какая-то часть Ника – процентов двадцать – вечно от меня ускользает, оставаясь недосягаемой.
Гриффин взял меня за руку, быстро поцеловал в запястье и поднял на ноги – все одним движением.
– Пошли в воду, – сказал он.
– Погоди… Это что, все? А обсудить?
– А что тут обсуждать?
Нечего. Внезапно я поняла, что обсуждать действительно нечего. Комок в груди сразу стал меньше. Теперь я знала: этот комок появился не после разрыва с Ником, а задолго до того. И быть может, именно сейчас, рядом с Гриффином, я понемногу от него освобождалась.
– А ты? – спросила я. – Ты разве не расскажешь мне о своей предыдущей девушке?
Но Гриффин уже снимал с меня верх от бикини.
– Что ты делаешь?
– Переодеваю тебя в гидрокостюм.
Его руки приятно холодили мне спину. Я огляделась: в отдалении загорала еще одна пара, в море несколько человек катались на серфе. Но в этой части пляжа мы были одни. Совершенно одни.
– Не волнуйся, – сказал Гриффин. – Я отвернусь.