Другая история имела отношение к чернобыльской аварии. Как оказалось, директора ЧАЭС судили зря и зря катили бочку на разработчиков этого типа реактора. На самом деле источник аварии был внешним, а не внутренним: наш северокорейский друг, тогда еще вечно живой товарищ Ким Ир Сен, произвел неудачный запуск баллистической ракеты «Тхонь», которая, вопреки ожиданиям, двинулась не в восточном, а в западном направлении и сумела долететь аж до середины Днепра. Публично ссориться с нашим корейским братом по соцлагерю было гораздо неудобнее, чем распылить на атомы научную репутацию академика Легасова…
Еще одна суперновость, мною рассекреченная, связана была со скандальным полетом Маттиаса Руста — немецкого пилота-любителя, который, вопреки службе ПВО, внаглую приземлился на Красной площади. По бумагам теперь выходило, что полет от начала до конца был инсценировкой: спортивная «сессна» стартовала не из Мюнхена, а преспокойно поднялась с подмосковного армейского аэродрома в Кубинке, да и Руст был безбашенным немцем в еще меньшей степени, чем Зильверс-Селиверстов. Пилота «сессны» звали Матвеем Русановым. Он был вполне дисциплинированным капитаном Главного разведуправления и имел задание Большого ЦК сотворить повод, который позволил бы отправить в отставку все тогдашнее военное руководство СССР. Инцидент готовили в такой дикой спешке, что из числа агентов, владеющих навыком управления одномоторным самолетом, выбрали человека с базовым английским, а не немецким. Потому-то «немец» даже с иностранными журналистами говорил либо по-английски, либо на ломаном русском…
Отложив бумагу с Рустом-Русановым, я наткнулся на историю куда более давнишнюю. Это был рассказ о якобы нераскрытой тайне происхождения Ленина. Получалось, что маленький Володя был не родным, а приемным сыном Ильи Николаевича и Марии Александровны Ульяновых: младенца, обернутого в несколько слоев сухой травы, в 1870 году подобрал ученый Пржевальский, друг семьи Ульяновых, в предгорьях Тибета — в тех местах, где много позднее охотники за так называемыми реликтовыми гоминоидами фиксировали наиболее частое появление пресловутых «йети». Примечательно, что в многотомном наследии Ленина встречалось 23 упоминания о «йети», и всякий раз вождь пролетарской революции с непонятным озлоблением именовал слухи о существовании «снежного человека» то «архиглупостью», то «кретинизмом», то «бессовестной спекуляцией», то «запредельно наглой поповщиной», то «идеалистической чушью», хотя все четыре зарубежные научные экспедиции, щедро финансируемые Совнаркомом в 1918 году по личному указанию Ленина, были посланы именно в горы: три в Тибет, одна — на Памир. И с каждым из руководителей экспедиции Ильич вел в Кремле никем не запротоколированные беседы…