Из-за сильной головной боли я, должно быть, выпустил из виду одно важное звено в длинных рассуждениях президента-кровососа.
— У меня со школы было неважно с математикой, — сказал я, — но я помню про геометрическую прогрессию. Если все так здорово, почему же до сих пор Земля не заселена вам… вам подобными?
Слово «вампир» я не употреблял, чтобы понапрасну не доставать опасного гостя. Господин Хлебореску с первых же минут разговора в своем новом качестве дал мне понять, что этот грубый термин для него оскорбителен и что он, Хлебореску, предпочитает замену — «немуритор»: то есть «бессмертный» по-румынски. Подозреваю, сюжеты о Кощее были основаны на реальных событиях. Просто в стародавние времена еще не были знакомы с понятием «метаболизм».
— Вот еще одно классическое, хоть в учебник, заблуждение. — Румын воздел указательный палец. — Нет тут прогрессии. Нам, разумеется, для поддержания жизни необходима свежая кровяная плазма донора, и при этом, увы, некоторые доноры не выживают. Однако даже те, кто выживает, не становятся нам подобными. Укусить — еще не значит инициировать. Здесь что-то вроде… как это по-русски… одномужества для женщин, или одноженчества для мужчины… то есть моногамии, да. Один выбор. За всю свою жизнь каждый из нас может обратить только одного и только осознанно.
— Почему же Чаушеску выбрал вас? — вяло спросил я. — Почему он, как вы сказали, не обратил кого-то за предыдущие триста лет?
— Случай, Денис Анатольевич, элементарный случай, — пожал плечами мой собеседник. — Провидение, рок, судьба, сами выберите подходящее слово. Мне повезло. Разумеется, его дар не должен был достаться простому армейскому капитану. Чаушеску очень, очень, очень долго ждал. Он выжидал, пока был валашским господарем и пока был генеральным секретарем. Он заспешил, только когда армия отвернулась, а секуритате разбежалась: он подумал, что после расстрела ему отрежут голову, а это для нас так же необратимо, как и серебряная стрела… К сожалению.
Усмехнувшись, Хлеброреску провел ногтем по своему горлу.
— Покойник был большим хитрецом и огромным эгоистом, — продолжал он, — но за свои три сотни лет так и не научился мыслить глобально. Он воображал, что его дар — его личный капитал, как фамильярное… нет, фамильное золото, которое должно остаться в семье… Я потом нашел и расшифровал его записи. Там было много интересного, но не было мудрости.
В последние годы он все колебался, кому передавать эстафету, — сыну Нику или сыну Валентину, Валентину или Нику, больше никого в этом списке не было… Он все прикидывал и раздумывал, и тут пришел декабрь 89-го, и был этот глупый полет в Тырговиште… и вертолет с пустым бензобаком и пилот с пулей в голове. Выбирать стало уже не из кого, пришлось кусать первого, кто подвернулся ему под руку… под зубы. Будь Чаушеску мудр, он бы давно укусил Брежнева. Возможности были: ваш генеральный очень любил целоваться… Тогда вся история пошла бы совсем по-другому.