Саммер: А я говорила ему, что ты все поймешь, но он попросил хотя бы попробовать. Хх
Майя: Он — придурок.
Саммер: А разве есть мужчины —не придурки?
Майя: Точно! Обожаю тебя, сучка хх
Саммер: Увидимся завтра, грудастая! Хх
Джеймс: Ответь на свой гребаный телефон!
Джеймс: Прекрасно… Веди себя, как долбанный ребенок! Боже, Майя, я налажал, прости!
Только из-за того, что он назвал меня ребенком, я решаю ответить на звонок.
— Какого черта ты назвал меня ребенком?
— Просто скажи, где ты, и я приеду, заберу тебя, — говорит он умоляюще, его голос пропитан отчаянием и раздражением. Хорошо. — Мне очень жаль.
— Прости, я занята. Никак не могу вспомнить, где я.
— Прекрати вести себя, как ребенок. е… почему я вообще беспокоюсь? — стонет он.
Я невесело усмехаюсь.
— Да, ты прав... почему ты вообще беспокоишься?
— Майя, я не имел в виду…
— Нет, я точно знаю, что ты имел в виду. Даже когда я пытаюсь сделать что-то, это не достаточно хорошо для твоего высокомерного и могущественного зада. Почему ты просто не разведешься со мной и не покончишь с этим? Зачем тратить впустую еще четыре года «беспокоясь» обо мне! — я снова бросаю трубку.
Даже не знаю, почему его слова меня так задели, ведь он говорит так все время. Может, потому что я, правда, стараюсь. Возможно, фигово, но все же. И вы не видите, как я постоянно жалуюсь, в отличие от него. Ну, не вслух.
Я жду еще два часа, прежде чем вся потная и спокойная возвращаюсь домой. На обратной дороге я снова заказываю карамельный латте и властно шагаю к лифту. Я полна энергии, поэтому все-таки выбираю лестницу.
Когда я вхожу в квартиру, сразу направляюсь в гостиную. Джеймс сидит на диване, держась руками за голову. Его волосы выглядят взъерошенными и это сексуально, он одет в бежевые шорты и нежно-голубую рубашку, пуговицы не застегнуты и открывают его мускулистую загорелую грудь. Отодвигаю свои эротические мысли в сторону и опускаюсь в кресло. Он поднимает взгляд, когда я опускаю латте и слабо улыбаюсь. Я замечаю беспокойство в его глазах.
— Мне очень жаль, что я сказал «не знаю, почему я беспокоюсь». Я, правда, знаю, почему беспокоюсь, — бормочет он и вздыхает. — Я — мудак. Ты простишь меня?
Я приподнимаю брови и смеюсь.
— Все в этом извинении было неправильным. Ты относишься ко мне, будто я тяжелая ноша, которую тебе приходится выносить. Это смешно.
— Ты поняла, что я имел в виду.
— У нас ничего не получается. — Я смотрю, как его лицо вытягивается еще больше. Мое сердце немного сжимается. Я игнорирую это, поскольку хочу донести свою точку зрения до него. Правда, еще решаю, какая она. — Все, что мы делаем, так это спорим. Это смешно.