— Знаю! Ты можешь называть меня Элли.
— Какая нафиг Элли? — ворчит он, но я чувствую, как его тело все еще сотрясается от смеха.
— Девчонка, которой он просовывает. Если ты заткнешься и начнешь смотреть, может быть, ты поймешь, о чем речь.
— Худший поход в кино, который у меня когда-либо был, — отрезает он, и я смеюсь.
— Если это хоть что-то изменит, то обещаю, что в следующий раз буду тихой.
Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и я вижу недоверие в его глазах, что почти пылает в тусклом свете кинотеатра.
— Я бы хотел, чтобы ты притихла сейчас.
— Ну, а я хотела бы, чтобы Ченнинг спрыгнул с экрана и оседлал меня. Не все мы получаем то, чего хотим.
— Неисправима. Черт, — хихикает он и тянет меня к себе. — А теперь заткнись и смотри это долбанное кино, пока я сам тебя не заткнул.
— Своим членом?
— О, это замечательная идея, Майя.
— Элли, Элли, называй меня просто Элли.
Он смеется, а я решаю сосредоточиться на оставшейся части фильма.
— Что это, черт возьми, такое? — я просыпаюсь от звука мужского голоса, насквозь пропитанного недоверием. — Майя!
Я открываю один глаз и смотрю на плакат Ченнинга Татума, который я купила, и который висит напротив кровати с моей стороны. Джеймс стоит напротив меня, в его глазах пылает ярость.
— Я купила его в кино. Слишком хороший плакат, чтобы отказываться.
— Тебе сколько, пятнадцать? Плакаты с какими-то левыми мужиками не могут находиться в нашей спальне. Уставившись на нашу долбанную кровать!
— Отлично, — вздыхаю я, встаю с кровати и направляюсь в гостиную. Слышу, как он спрашивает, куда я, но я не отвечаю ему, потому что иду искать фотоальбомы. Достаю темно-красную кожаную книгу в переплете и просматриваю ее. Беру ножницы и вырезаю его прекрасные глаза. Захватываю клей и отправляюсь в нашу комнату, где Джеймс все еще стоит, уставившись на плакат. — Я вернулась, — усмехаюсь я и приклеиваю глаза к плакату. Как только все готово, поворачиваюсь к своему мужу. — А тебе идет. Теперь только ты можешь смотреть на нашу кровать.
— Ты просто приклеила мои глаза…
— Ага.
— Ты ненормальная?
— Ага.
— Я не это имел в виду.
Я зеваю и направляюсь в кровать, перед этим поставив клей на столик.
— Ага.
— Дыши, Джеймс. Просто дыши, — я слышу, как он бормочет, пока устраивается рядом со мной. Я не понимаю, почему он просто не сорвет этот плакат. Это, наверно, такой способ потакания всем моим прихотям из-за того, что он облажался.
Я хихикаю и немного к нему прижимаюсь.
— Ты назвал меня сумасшедшей, а разговариваешь сам с собой.
— Я успокаиваю себя, — ворчит он, словно обиженный ребенок, но успокаивается, окутанный теплом моего тела.