От Валентина Григорьевича узнал, что она глубоко занимается историей органного искусства. А когда очередной свой текст писатель дал мне набранным на компьютере, а не напечатанным на портативной машинке, как всегда бывало, и когда я поздравил его с освоением нового метода, он улыбнулся:
– Да это Маша. Она вошла в авторский коллектив, чтобы писать книгу по истории органной музыки, и вот освоила компьютер. Берется теперь и мне помогать.
Ну а от Светланы Ивановны я слышал то в связи с черничным вареньем или голубикой, которые она подавала на стол, что это собрано Машей, то про какое-нибудь вкусное блюдо, что это Маша готовила.
И очень запомнилась последняя, самая последняя встреча. Я уже одевался в передней, чтобы уходить, когда Светлана Ивановна, провожавшая меня вместе с дочерью (Валентин Григорьевич улетел в Иркутск), сказала:
– Вот у Маши возникло затруднение, и я не могу ей помочь. Может быть, вы помните, чьи это стихи?
О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием животворили,
Не говори с тоской: «Их нет»,
Но с благодарностию: «Были!»
– По-моему, это Жуковский, – ответил я, не вполне, впрочем, уверенный.
Придя домой, заглянул в книгу. И вздохнул с облегчением: не ошибся.
* * *
Не говори с тоской: «Их нет»,
Но с благодарностию: «Были!»
Однако как уйти от тоски? О том, что Маши больше нет, я узнал не в Москве, а в родном селе Можары на Рязанщине, куда приехал после многолетней разлуки. Сперва 10 июля, на следующий день после катастрофы, сообщили, что Марии Распутиной, которую родители прибыли встречать в аэропорт, нет ни среди живых, ни среди опознанных погибших. Но сердце упало: подобные сообщения в последнее время почти никогда не кончаются добром. И вот 12-го утром самое худшее подтвердилось.
Набирал силу жаркий июльский день, когда я отправился на сельскую почту, чтобы дать телеграмму соболезнования. Новая почта оказалась рядом с обелиском памяти односельчан, павших в Великую Отечественную. Я вспомнил, что сегодня 12 июля – День святых Петра и Павла, ставший днем советской победы в величайшем танковом сражении на Прохоровском поле. А еще вспомнил старую почту, откуда мальчишкой во время войны приносил в дома здешнего лесхоза газеты и письма. Были среди них и скорбные.
Горе родителей, теряющих сына или дочь, одинаково тяжело, какой бы ни была причина потери. И все-таки есть разница. Молодой летчик Николай Маркин, отмеченный званием Героя Советского Союза, как и все другие, чьи имена увековечены на обелиске, перед которым я стоял, погиб в боях за Родину.
А за что погибли эта молодая женщина и еще более ста человек, разделивших ее судьбу? За что ежегодно таким же образом гибнут многие сотни людей в нашей стране? Причем все последнее пятнадцатилетие – от года к году все больше!