Святой… Странный…
Коллега, работавший до «Правды» в «Московском комсомольце», человек достаточно молодой и по-современному прагматичный, на мой вопрос, кто был Холодов по своей сути, ответил так:
– Вы читали Василия Васильевича Розанова «Дети лунного света»? Вот он из таких. Не от мира сего.
Выходит, опять странный…
Однако странность эта в конце концов привела к тому, о чем после памятных похорон снова крупно и снова на первой полосе «Московский комсомолец» напечатал: «Москва прощалась на коленях».
Да, прощалась вся Москва.
Прощалась, можно сказать, вся Россия.
На коленях.
Значит, такая «странность» достойна поклонения?
И ведь тут, в этом чувстве, сказалось, думаю, не только влияние средств массовой информации, не воздействие интригующих политических игр, терпкий спекулятивный привкус которых можно было ощутить даже во время церемонии прощания с покойным.
Нет.
На могилу Димы, например, весь год регулярно приходит молодая супружеская пара: он еще студент, она – художница. Не были знакомы с ним и не читали его статей. Но видели по телевизору его лицо. Видели его глаза. Вы помните, какой необыкновенной чистоты глаза у него? Глаза человека, который не может лгать. Зеркало души…
И старая женщина – вдова фронтового корреспондента «Правды» Таисия Михайловна Земцова, тоже не читавшая ни одного материала журналиста Дмитрия Холодова, вырезала из газеты всем известную ныне его фотографию и поместила в красном углу, рядом с иконкой и портретом покойного мужа. Почему? «Да как же, он ведь такой…» И плачет.
* * *
Мне с самого начала хотелось понять, благодаря чему он стал ТАКИМ, но в многочисленных публикациях, теле– и радиовыступлениях, связанных с гибелью Холодова, об этом, как ни странно, почти не говорилось.
Все мы, по словам поэта, родом из детства, и, конечно, надо было самому встретиться с Димиными родителями: лучше их-то на этот вопрос не ответит никто. Однако я представлял, в каком состоянии они находятся, знал, какая масса собратьев по перу накинулась на них в те тяжелые дни, и… не смог поставить свой человеческий и журналистский интерес выше этого.
Решился попросить о встрече только через год.
И вот я сижу на диване, где он любил отдыхать, и кладу свой блокнот на стол, за которым он писал. И любимый его кот Рыжик, большой и пушистый, прыгает ко мне на колени.
Все вроде так буднично просто – и невыносимо трудно. Ведь лицо у матери, Зои Александровны, кажется до сих пор потемневшим от горя, а отец, Юрий Викторович, после похорон перенесший инфаркт, и теперь движется с заметной осторожностью. А за стеной лежит его мама, Димина бабушка, которую они и сейчас боятся волновать встречей с корреспондентом…