* * *
«Множеством Славы стерл еси супостаты» – вот метод религиозной борьбы, единственный – уничтожать, «стирать» все темное в себе обилием, мощностью божественного сияния.
* * *
Плохо не иметь дурные помыслы, а поддаваться им. В них мы не вольны – такова наша природа, помраченная грехом; помыслы имели и святые. Наше вольное следование помыслам или борьба с ними – вот где наша победа или поражение.
* * *
У нас чисто православное аскетическое чувство «трезвенности», в противовес «духовному пиянству» – сладости, «приятности» – в этом одно из наших отличий от католичества. Это различие особенно явно в церковном искусстве.
* * *
Жизнь наша не идет плавно и равномерно. Она идет, как всякий живой процесс, как жизнь природы, – моментами упадка и возвышения. Пост – период духовных усилий. Если мы не можем отдать Богу всю свою жизнь, то посвятим Ему безраздельно хотя бы периоды постов – усилим молитву, умножим милостыню, укротим страсти, примиримся с врагами.
* * *
Ничто из сотворенного Богом не есть зло; мы сами извращаем, претворяем в зло и самих себя, и все кругом себя; на этот поворот ко злу есть наша свободная воля.
* * *
«Толстовство» – результат потуги среднего ума проверить все основы человеческой жизни, созданные гениями, святыми и творчеством великих народов. Бессилие среднего ума понять смысл основ, законов и учреждений приводит к их отрицанию (Церковь, брак, обряд, костюм, этикет и т. д.). Выяснил это себе в разговоре с X (толстовцем).
* * *
…В этом, может быть, есть маленькая надежда – что как бы мы ни были немощны, духовно слабы, грехолюбивы, но Христос остается для нас незыблемой, вечножеланной святыней, к которой мы всегда будем возвращаться.
* * *
Постоянное наше самооправдание – это, мол, еще грех невелик, и самоуверенная мысль – «до большего себя не допущу». Но горький опыт всем нам много раз показал, что раз начатый грех, особенно разрешенный себе, овладевает человеком, и возврат от него почти никому непосилен.
* * *
Характерно, что главные две формы сумасшествия – мания величия и мания преследования – возможны только при самолюбии и являются формами греха – гордости.
* * *
Ходят среди нас живые мертвецы, со смертью души прежде смерти телесной, не имеющие и надежды на ее воскресение, так как здесь мы подготовляем жизнь будущего века, – и есть души, уже как бы воскресшие до смерти тела, делом, опытом, любовью доступные высшей жизни духа.
* * *
В нашем сумрачном мире даже сияние всякой добродетели отбрасывает тень: смирение – малодушие и лукавство; доброта – несправедливость; правдолюбие – грубость и требовательность. Мы же, склонные видеть всегда худшее, видим прежде всего, а иногда и только – тени. Для наших грешных глаз кроткие – слабы и непросты, молитвенные – эгоистичны и сухи, щедрые и нестяжательные – бесхозяйственны и моты, созерцатели – ленивы. Способность видеть во всем, даже в хорошем, темную сторону показывает не столько наличие этой темноты там, где мы ее видим, как точно обличает