Назовем это самосохранением.
— Ничего не происходит, сказала я.— Просто пообещай мне, что ты ничего не будешь делать.
Сет смотрел на меня так долго, что тишина, которая окутала нас, начала добираться до меня. Тогда татуировка начала втягиваться обратно в его кожу, и он выглядел на удивление спокойно.
— Ты ведь ничего не собираешься делать, верно?
— Нет. — Сет подошел ко мне и вырвал из моей руки ручку двери. — Я не собираюсь ни о чем рассказывать.
Облегчение, затопило меня. Я громко выдохнула.
— Спасибо тебе.
—Ты не спросишь почему?
— Нет,— я покачала головой,— я не собираюсь смотреть дареному коню в зубы.
—Ты хоть знаешь, что это означает?
— Не так чтобы очень,— сказала я,— но звучит мудро.
Сет приподнял бровь, а затем оттащил меня от двери.
— Ладно, давай пойдем.
Я искоса взглянула на наши соединенные руки.
— Куда мы собираемся?
— Мы собираемся немного потренироваться, так как сегодня ты ничем не занималась, со времени своего исчезновения.
— Она испарилась? Черт, это сумасшествие.
Я уставилась на Калеба, желая, чтобы он сам испарился.
— Что все заладили с этой терминологией? Клянусь богами, если еще хоть один человек подвергнет это сомнению, то я его убью.
— Испарилась, — прошептала Оливия, усмехаясь.
Я бросила на нее злобный взгляд.
— Ха. Смешно.
— Прости. — Она водила рукой по руке Калеба. Очевидно, они помирились. Это сделало меня счастливой. Мне нравилось то, как они смотрели друг на друга, когда не ссорились. — Держу пари, что все же это было странно.
— «Странно» это еще не то слово.
— Она была стара как мир, — сказал Калеб. — старая карга была отчасти интересна.
«Интересная» не то слово, которое я бы использовала, чтобы описать бабушку Пипери. Я откинулась на спинку стула, и прикрыла глаза, наблюдая, как Оливия и Калеб начали говорить о вечеринке, на которой они были прошлой ночью. Я почувствовала искру ревности и горечи. Меня не пригласили. Возможно, Калеб тоже думал, что я больше чистокровка, чем полукровка. Жесть.
Я снова сфокусировала свои мысли на Пипери. Даже несколько дней спустя, я была до сих пор настолько поглощена мыслями об Эйдене и моих несуществующих отношениях, чтобы слишком много думать о том, что она сказала, прежде чем умерла.
Разговор, который произошел между нами, не имел никакого смысла ... что в принципе не было для меня большим сюрпризом. Единственная важная вещь, которую я поняла, была о парне, который не тот, кем кажется, и который всех дурачит. Если бы только она не превратилась в пепел через секунду, возможно, она сказала бы его имя, и это бы чрезвычайно помогло. Я ни с кем не поделилась этой частью разговора. Казалось, что, кем бы он ни был, он не был моим другом. С другой стороны я не была уверена. После той мысли я, должно быть, задремала, потому что я встрепенулась, услышав свое имя.