– Да я не об этом, папочка, – вкрадчиво продолжила Мура, – а о том, что следователь захочет допросить Брунгильду...
– Пусть допрашивает, – не унимался профессор, – ей нечего скрывать.
– Наконец-то полиция займется исчезновением Брунгильды, – обрадовалась Елизавета Викентьевна.
– Да... – поник профессор и вновь рухнул в кресло, обхватив массивную голову обеими руками, – замкнутый круг.
– Придется объяснять, почему мы сразу не сообщили, – продолжила уныло Мура, – что весьма подозрительно.
– Особенно трудно будет мне, – убежденно признал доктор, – я видел Карла Иваныча, слушал его рассказ о преступлении и о фигурантах этого дела, сыщик мне доверял, как другу, а я... Я не сказал ему ничего о том, что господин Тугарин и господин Шлегер – известные мне личности.
– Это-то поправимо, – заявил очнувшийся профессор, – мы же могли и не говорить вам о визите к Стасову, где эти типы вываливали на наши головы свои шизофренические идеи.
– Кроме нас, есть еще и Глаша, – враждебно взглянула на упрямого мужа измученная мать, – ее тоже могут допросить. Она могла что-то слышать, когда подавала на стол. У нас в квартире есть подарки Брунгильде от этих людей. И, между прочим, от покойного Глеба Тугарина тоже.
– Подарки можно уничтожить! Выкинуть в помойку! – упорствовал профессор. – А Глашу научим говорить правильно.
– Научить-то ее можно, – согласился доктор, – но искусство дознавателя включает такие изощренные методы, что бедная девушка запутается и выдаст себя и нас всех. Нехорошо еще и потому, что косвенно мы будем препятствовать следствию. Не забудьте, у Карла Иваныча за два дня есть два трупа и оба связаны с именами ваших знакомцев.
– Дело темное, – уныло опустил голову профессор и стыдливо, шепотом сознался:
– Мне очень не хочется, чтобы имя Брунгильды и мое попали в газеты, особенно в бульварные.
Невероятная, ужасная мысль: «А вдруг их старшая дочь, утонченная благовоспитанная красавица – простая сожительница какого-нибудь безответственного Казаковы» не оставляла профессора ни на минуту. И как можно сообщать полиции, если эта так называемая пропавшая дочь, бесследно исчезнувшая добропорядочная девушка – возможная содержанка какого-нибудь хлыща-аристократа? Стать посмешищем всего Петербурга!
Елизавета Викентьевна хмуро смотрела на растерянного супруга.
– Господин Вирхов рассердится, если мы уничтожим подарки Брунгильды, – поделилась своими соображениями и Мура. – Благодаря этим запискам, визиткам, может быть, удастся выяснить что-то важное для следствия.
– А не сказать ли, что мы и не праздновали дня рождения Брунгильды? – вдруг воодушевился профессор. – По-моему, очень хорошая идея. И Глаше не в чем будет путаться. И доктор не приезжал, никаких рассказов о безумных проектах и их авторах не слышал, и подарков не было.