Надежда Яковлевна прекрасно знала, кто она такая, находясь все-таки в тени своего вдовства. Не только по гордой осанке, которую хранила вся череда женщин этого поколения, но и потому, что она знала, что она писатель. И совершенно не собиралась затмеваться гением Осипа Эмильевича. Надо попытаться отделить (хотя это в едином сплаве) заслуги Надежды Мандельштам как вдовы и носительницы наследия Осипа Эмильевича и заслуги Надежды Мандельштам как писателя, выразившего эпоху в таком сжатом и точном виде, как ее мемуары.
Сейчас мы отмечаем столетие именно писателя Надежды Мандельштам. И подвиг ее перед русской поэзией пусть будет чертой биографии великого человека. Но надо больше говорить о том, как она выразилась в искусстве прозы. Она выразилась премного в нем. Великий она была человек во всех смыслах слова. И я счастлив, что знал ее так долго – с 1963 года до ее кончины, до отпевания. Для людей малознакомых, наверное, у нее было много такой брони, позы. Позы не в вульгарном смысле, а вот какой-то стойки, так вот правильно сказать. Стоять с прямой спиной и немножко приподняв голову, чтобы не с каждым говорить наравне, – это было, защи щаться-то надо. А в более близком общении – был простой, точный, умный человек. Ум пересказать нельзя. Сидит у себя на кровати со своей вечной беломориной, на кухоньке ютится один из ее верных пажей, пасущих ее быт.
У меня есть один мемуар, последний, который связан с тем, как я ее видел живой. А я его и не скажу, пусть это останется при ней. А возможно, она это и написала, возможно, это будет опубликовано.
Дмитрий Быков
“Она показала, что XX век сделал с человеком…”[901]
…Мое право говорить о Надежде Яковлевне ничтожно, я не знал ее живой.
Жена моя, первая, жила в одном доме с ней, не будучи тогда, естественно, со мной знакома, и вспоминала страшную старуху, которой их пугали, но вот эта страшная старуха, мне кажется, наряду с Варламом Шаламовым, главный писатель XX века, потому что она не боялась быть “страшной старухой”. Все хотели быть хорошими, даже Пастернак, перед которым у всех у нас есть основание преклоняться, хотел быть хорошим. Надежда Яковлевна не боялась быть плохой, потому что она решила показать нам всем, как выглядят внутренности раздавленного человека.
Ее книги нарочито несправедливы, страшно откровенны, порой чудовищно физиологичны. Это крик не просто обиды, крик оскорбленной человечности, и на фоне людей XX века, которые пытались сохранить лицо, сохранить достоинство, сохранить справедливость, Надежда Яковлевна поражает именно своим желанием быть субъективной и демонстративно, подчеркнуто неправой. Она на своем примере показывает, что сделали со всеми.