— Тогда дайте мне мужской носовой платок. А то утром, впопыхах, я не положил в карман…
— Платков нету.
— Тогда свешайте полкило гвоздей…
Гвозди были мне ненужны. Но я видел боковым зрением, как при каждом «нету» Александр Васильевич морщился, словно от укола иголкой, и нарочно кольнул еще раза три, потребовав электрическую лампочку, малярную кисть и еще какую-то ерунду. Не было ничего странного, что всех этих вещей не оказалось в сельмаге, но триумф Александра Васильевича после моих снайперских попаданий был уже не триумф.
Или, например, когда пили квас у старухи и прохлаждались в чистой горнице с тремя иконами в переднем углу, я спросил между двумя приникновениями к запотевшей литровой банке:
— Иконы у вас?
— Как же? Мы люди старые. С этим помрем.
— В церковь-то далеко ходите?
— Некуда нам ходить. Нет у нас ни одной церкви.
— Как?! В целом районе — ни одной?
— В соседний район иные ездят по большим праздникам. Ну, а мне не под силу. Ведь наберется семьдесят верст.
— А если умрешь?
— Ну и что? Зароют…
— Ладно, бабка… — нетерпеливо перебил Александр Васильевич, — я тебе музыку из района пришлю. Виктор! Запиши фамилию бабки, проследим.
Или, когда, например, он разговаривал с колхозниками, расчищавшими и разметавшими ток под нависающий урожай, и кинул им, как бы невзначай: «Скоро мы вас сольем с соседним колхозом», — я влез не в свое дело и спросил у колхозников, рады ли они предстоящему слиянию?
— A y нас не спра… — заговорил было один колхозник, по другой его упредил:
— Мы Александру Васильевичу доверяем. Он нам плохого не пожелает.
А потом начались колхозные водоемы. Каждый овраг был перегорожен красноглинистой, вывороченной наизнанку, землей. Земля выворачивалась бульдозерами, так что вокруг плотины еще шагов на пятьдесят был сволокнут весь дерн, отчего вода, не соседствуя с зеленой травой, не производила того отрадного впечатления, какое должна производить вода в жаркой полустепи.
— Ни одного оврага во всем районе не оставлю без плотины, все перегорожу. Двести семьдесят водоемов!
— Грандиозно! — не удержался от восторга мой друг Алексей.
Мы стояли как раз на плотине нового пруда, и был с нами еще агроном колхоза. У агронома-то я и спросил, повернувшись лицом к низине, пролегающей там, далеко, между двумя грядами пологих холмов, где, вероятно, протекала река:
— Но ведь если перегородить все овраги, то что же будет с рекой?
— Пересохнет, — тихо ответил агроном. — Мы отрежем ее от естественного водосбора. Можно сказать, что она уже пересохла. Зарастает травой.
— Ладно, ладно, — грубовато, но добродушно возразил Александр Васильевич, — во-первых, река протекает по другому району, а во-вторых, вместо леща и щуки будешь есть карася. Царская рыба!