Тут Марсель спросил меня, был ли он хорошим любовником в самый первый раз, когда мы пришли к нему домой.
— Ты был хорошим любовником, Марсель. Мне понравилось, как ты держал меня обеими руками за ягодицы. Ты держал их крепко, как будто хотел съесть. Понравилось мне и то, как ты держал в ладонях мое лоно. Так уверенно, так по-мужски. В тебе есть что-то от пещерного жителя.
— Почему женщины никогда не рассказывают мужчинам ничего подобного? Почему женщины всегда делают из этого такую большую тайну? Им кажется, что они тем самым выдают тайну своей привлекательности, но ведь это не так. А ты говоришь именно то, что чувствуешь. Это замечательно.
— Я верю в то, что это нужно высказывать. Таинственного и так предостаточно, оно не помогает нам в минуты близости. Объявлена война, и многие погибнут в неведении, потому что не отваживаются говорить об эротике. Это смехотворно.
— Я вспоминаю Сент-Тропес, — сказал он. — Наше лучшее лето.
Стоило ему это сказать, как я представила себе то место. Колония художников, куда приезжали представители высшего общества, актеры и люди, лодки которых стояли там на якорях. Маленькие кафе у кромки воды, радость жизни, веселье и атмосфера лени. Все были в купальниках и все болтали друг с другом — владельцы лодок с художниками, художники с молоденьким почтальоном, с молодым полицейским и молодыми рыбаками — все молодые и темноволосые мужчины Южной Франции.
Танцы устраивались во дворе на открытом воздухе. Джаз-оркестр был с Мартиники и жарил сильнее летней ночи. Как-то вечером мы с Марселем сидели в уголке, когда объявили, что свет будет погашен в течение пяти минут, потом в течение десяти минут и, наконец, на четверть часа посреди каждого танца.
Какой-то мужчина прокричал:
— Тщательно выбирайте партнера на la quart d’heure de passion[40]. Тщательно выбирайте партнера.
Все дружно засуетились. Потом грянул танец, и вскоре свет погас. Несколько женщин истерически закричали, а мужской голос сказал:
— Это скандал, я не намерен в нем участвовать.
Другой крикнул:
— Зажгите свет!
Танец продолжался в темноте, и чувствовалось, как возбуждение ширится.
Марсель пришел в экстаз. Он держал меня так, как будто хотел переломить пополам. Он наклонился ко мне, раздвигая мои колени своими, и член его напрягся. За пять минут мы только и успели что потереться друг о друга. Когда зажегся свет, все выглядели какими-то растерянными. У некоторых лица стали как у страдающих апоплексией, некоторые были бледны. Шевелюра Марселя пришла в беспорядок. Холстинные шорты одной дамы были помяты. Атмосфера сделалась тяжелой, животной и вибрирующей. Вместе с тем сохранялась видимость изящества и нетронутости. Те, кто оказался шокирован, удалились. Другие же выглядели так, словно ждали грозу, в то время как у третьих в глазах уже снова горел огонь предчувствия.