— У нас Леонид Ильич, извиняюсь, буратинят.
— Что? — переспросил секретарь так тихо, что у помощника вмиг увлажнилась рубашка. — Отчего же не проверили? Я тебя, — он слегка тронул локоть подчиненного, — и тебя, — взял за пуговку жилет директора театра и улыбнулся товарищам из президиума, — живьем закопаю.
— Я хотел протестировать, — директор тщетно пытался высвободиться из цепких пальцев секретаря, — но мне сказали, что пленка секретная.
— Вы сами не разрешили… — напомнил помощник.
Секретарь отвел их подальше от сцены.
— Делайте что хотите, но срывать мероприятие партия вам не позволит. И я не допущу. А вы меня знаете. Тащите магнитофон из горкома, идиоты!
— Уже привезли, — сказал помощник. — Не стыкуется.
— Переходников нет, — объяснил директор театра. — Я, кстати, направлял записку о слабой технической базе…
— Вот я сейчас все брошу, — оборвал его первый, — и буду слушать про твою базу. Свободен!
Директор тут же растворился в кулисах. Секретарь повернулся к помощнику:
— Значит, так. Срочно найдите этого деятеля, актера. Запишите его повторно. — Секретарь взглянул на часы. — Есть минут сорок. Самое большее — час. Доставьте его немедленно живым или мертвым.
— Уже здесь, в радиорубке, — доложил помощник. — Взяли прямо со свадьбы.
Он скромно потупил глаза, ожидая похвал. Чувствовалась старая школа. Умели же работать органы! На много шагов просчитывали варианты. И секретарь оценил:
— Молодец.
— Между прочим, он опять пародировал Леонида Ильича, — доложил помощник.
— Вот гад.
— Я ему то же самое говорю. Ты что, говорю, зараза, позоришь генерального секретаря. А он отвечает, что, мол, репетирует. Выполняет важное партийное поручение.
— Болтун. Скотина… — секретарь нехорошо выругался, — потом с ним разберемся. Сейчас пусть готовится.
Секретарь торопился вернуться за стол президиума.
— А он уже того, готов, — помощник щелкнул пальцем по горлу.
— Пьян, что ли?
— В стельку, — сказал помощник. — Но читать может. Я проверил.
— И как? — секретарь сделал неопределенный жест.
— Я дал ему текст Указа. Прочел без ошибок.
— Похоже? — секретарь поднял глаза кверху.
— Стопроцентное попадание, — заверил помощник.
— Вот, скотина, насобачился.
— Животное. На ногах не держится, а говорит как настоящий Леонид Ильич.
— Так запиши его!
— Не дается, сволочь. Говорит, читать будет живьем. Утверждает, что противник фонограмм. Это, мол, изобретение буржуазного искусства, убивает творчество. А он — убежденный соцреалист и больше записываться не желает.
— То есть как не желает?
— Никак.
— Ладно. Я ему устрою. Он у меня узнает, что такое соцреализм, — пообещал первый. И тут же без перехода озабоченно глянул в глаза помощнику. — Думаешь, справится?