— Ты обещал мне сухое местечко, — жалобно сказала Катарина.
Петер взял ее за руку и потянул под мостик, который перекрывал часть палубы, образуя навес.
Сюда складывались шезлонги, а в специальных ящиках хранились шерстяные одеяла. За одним из таких огромных ящиков Петер уже установил два шезлонга, устроив своеобразный тихий закуток. Едва Катарина успела усесться, как он обернул ее шерстяным одеялом, а сверху накинул дождевую плащ-палатку.
— Вот так, — сказал он. — Теперь тебе сухо и тепло. И мне, соответственно, тоже. По крайней мере, можно быть спокойным, что здесь нас никто не потревожит.
— Неужели даже графиня Вильденберг не придет требовать с тебя шампанского? Правда, она тут себе прошлой ночью чуть шею не сломала, в гипсе лежит. Страдает, поди: когда же придет ее обслужить стюард Петер Хорнхайм? — пропела Катарина, едва сдерживая смех.
— И все-то ты знаешь! — покачал головой Петер. — Что, Бетти насплетничала?
— Представь себе. Она мне и еще кое-что порассказала. Например, что тот самый Петер от женской половины отбоя не знает и что его надо остерегаться.
— Почему? Это же дамы все стараются, а не наоборот. Я им никогда ничего не обещал, а потому и ни в чем не разочаровывал. Есть, пожалуй, только одно исключение…
— Да?
— Это ты. Ты не бросала на меня соблазняющих взглядов, едва увидев. Ты меня вроде бы даже не воспринимала серьезно. И чем сдержанней ты была, тем больше интересовала меня. Такая красивая девушка, такая естественная может быть достойна… большой любви. Мне просто ничего не оставалось, и я по уши влюбился в тебя.
— Думаешь, я поверю?
— Хочешь, поклянусь?
— Вовсе нет. Может, твой поцелуй меня скорее убедит? Я пришла к тебе сюда в такую непогодь, а ты еще даже ни разу не обнял меня.
— О, Катарина! Я же весь день предвкушал этот поцелуй, ждал этого вечера. Но нужно же было сперва тебя от шторма укрыть. Может, простишь? Обещаю вдвойне, втройне наверстать это упущение, ей-Богу!
Он стал целовать ее так страстно, что они вскоре совершенно забыли о ненастной погоде. Катарина снова почувствовала себя, словно загипнотизированной. В объятиях Петера она была такой счастливой, как никогда в жизни.
— Как это прекрасно! — вздохнула она вдруг. — С тобой я могла бы плыть вечно, и пусть себе сверкает молния и гремит гром.
— Ты совсем не боишься шторма?
— Именно он мне и нравится. Над нами черное, перерезанное молниями небо, а внизу — бушующее море. Но в сердцах у нас светло и тепло.
— Это ты хорошо сказала, Катарина. За это давай выпьем по бокалу вина.
Петер достал припрятанную бутылку. Наполнив бокалы, он передал один ей и прикоснулся к нему своим: