До деревни оставалось около километра, когда резко рванул ветер, хмурые тучи налились свинцом и грянул дождь, точно наказание божье охотнику за грехи.
Промокший до нитки и злой пришел мужик домой и набросился на Лукерью:
— Все ты, карга старая! Ты виновата! Извел я Дамку, дурья голова… А за что? За то, что она не раз от верной смерти спасала! Это ты меня поедом ела, осокой ежедневно резала, подзуживая да уговаривая, чтобы убил. Теперь довольна, змея подколодная?! — рявкнул он.
— Бог с тобой, Фалалеюшка, бог с тобой, — повторяла перепуганная старуха.
— Брагу давай, карга старая, — не унимался старик, — да пошевеливайся!
Чувствуя свою вину, Лукерья не артачилась: быстро подняла из подвала четверть браги. Фалалей долго и жадно пил мутную сладковатую холодную жидкость, не обращая внимания на закусь. А напившись, старик плакал и ругал себя:
— Изверг я, изувер несчастный! Пожалел кусок старой собаке.
Потом, пошатываясь, вышел во двор, пытался поговорить с посаженной на цепь Домной.
— Не заменить тебе своей матери. Где тебе до нее…
Но Домна, оскалив хищные зубы, зарычала. Она, как и Дамка, не любила пьяных.
Все же алкоголь свалил Фалалея. Но и во сне он кричал:
— Дамка, Дамка, ко мне!
Утром его разбудил голос Лукерьи:
— Ты только посмотри, Фалалеюшка, посмотри… Ведь Дамка-то приползла!
— Что мелешь, старая? Какая Дамка? — не понял поначалу муж. Потом сообразил. — Дамка, говоришь?
Сгорая от нетерпения, Фалалей в кальсонах выскочил на улицу и увидел Дамку. Глаз у нее был выбит, правое ухо прострелено. Домна старательно зализывала ее раны.
— Слышу — под утро-то Домна воет… Дай, думаю, взгляну, успокою, — объяснила Лукерья. — Вышла, гляжу, а это Дамка домой ползет. Я ведь, Фалалеюшка, тоже расстроилась, всю ночь век не сомкнула: за что, думаю, такую умную собаку загубили? Я во всем виновата, я кормить отказывалась… А сейчас скажу — хоть меня убей, Фалалеюшка, а Дамку добивать не дам…
— Цыц, курица! Замолкни, старая! Раскудахталась. Я, чай, не дурак стрелять дважды. Оказывается, я вчера патроны перепутал: мелкой дробью стрелял. Ну и ладно, авось поправится.
— Я уж, Фалалеюшка, молока Дамке давала, — продолжала стрекотать старуха.
— Да заткнись ты, крапива жгучая! — зло зыркнул глазами на нее Фалалей. — Скорей шесты тащи в лодку, да денег не забудь взять. В село Вожгору Дамку повезем. Может, врачи вылечат…
Вскоре лодка закачалась на волнах. Семнадцать километров на шестах вверх по порожистой Мезени везли Фалалей и Лукерья раненную собаку. Ветеринар, осмотрев Дамку, обработал раны и наложил повязку. Вскоре ухо у собаки заросло. Правда, глаз спасти так и не удалось.