И будет джаз (Ширанкова) - страница 2

Не сюжет — а коктейль из повторов, клише и драк,

И герой не картонный, а, я бы сказал, бумажный".

Хорохоришься, лезешь в бутылку (увы — пуста).

Многоногие буковки прыгают точно блохи.

Декламируешь, чуть заикаясь, навзрыд, с листа,

Тычешь пальцем: "Ну вот же, удачные есть места,

Да и те, что ты выделил, тоже совсем не плохи".

Он вздыхает и морщится: "Я ведь тебе не враг,

Но читать этот текст — все равно, что жевать мочало.

Понарошку, вполсилы, неискренне, кое-как.

Тут оборвано, тут недотянуто — явный брак…

Переделывать, друг мой. Попробуй начать сначала".

Аргумент вылетает невольно: "А сам-то, сам?" —

Страх приблудным лисёнком кусается в подреберье, —

"Ты хоть что-нибудь в жизни как следует написал?

Или только и можешь, фланируя в небесах,

Снисходительно сверху ронять: ерунда, не верю?"

Ни улыбка, ни смех — описать не хватает слов.

Легкий выдох пространства — латынь? сенегальский? идиш?

И чужая ладонь, заставая тебя врасплох,

Накрывает Вселенную: "Было. А ты не видишь?"

Плачешь? Не надо. Так ни фига не легче. Больно? Я знаю, девочка, се ля ви. Это пока не кровь, а всего лишь кетчуп, к слову сказать, замешанный на крови. Это пока тихонечко, понарошку, не на износ, а первая проба сил: сжатие, растяжение — стерпишь, крошка? А на излом? А вдоль боковой оси? От недосыпа сносит в безумный штопор, где-то звенит будильник — пора вставать. Кто бы еще дыру в голове заштопал, чтобы по центру: "Warning! Не кантовать!"? Что у тебя в наушниках? Smashing Pumpkins? Кто у тебя на сердце? Не злись, молчу. Милая, ты же так задираешь планку, что никому на свете не по плечу, ты же по венам гонишь все двести сорок, незаземленный провод внутри дрожит… Город вокруг — размытый и невесомый — тщится июнь по-быстрому пережить, горбится под ладонью кольцо бульваров, жмурит глаза высотка, звенит трамвай.

Хочется счастья? Вон же его — навалом, только тебе нездешнего подавай: чтобы такого наглого, цветом в просинь, выйти во дворик и на весь мир орать. Кстати, скажи, кого ты ночами просишь то отпустить, то руки не убирать? В мякоть подушки — выкрик голодной чайки, зубы покрепче стиснуть, иначе — взрыв. Ваша любовь — немыслимая случайность, ты это даже сможешь понять, остыв… Или не сможешь. Пятая, сто вторая — грабли все те же, очень похожи лбы.

Кто я? Смешной хранитель, рисунок с краю шустрой, дурной, плаксивой твоей судьбы.

Будет еще темнее и больше в минус, будет, возможно, лучше — вопрос кому. Я по любому сразу на помощь кинусь, хоть на войну, хоть в облако, хоть в волну. Я не смогу судьбу разобрать на части, ни переделать, ни облегчить пути…