— Деньги в данном случае меня не интересуют.
Некромантка прищурилась, от чего её взгляд стал напоминать змеиный.
— Тогда что ты от меня хочешь? — передразнила она араба.
— Дай мне прочесть книгу!
— Я так похожа на тех лопухов, которых ты обчищаешь, мастер Клавиус? — прошипела леди, усиливая сходство с гадюкой. — Дать тебе её прочесть — все равно что продать.
— Ну хоть сто глав, — взмолился араб.
— Три — и это не обсуждается.
Джин хлопнула рукой по столу, оставляя на нем черный ожог в форме ладони.
— И почему всегда три? — буркнул себе под нос араб и покосился на оставленный след. — Ладно, Змей с тобой, три так три.
В который раз Клавиус с трудом поднялся и подошел к Алексу. Только на этот раз в его взгляде не читалось ничего, кроме научного интереса. Ну может еще немного оттенка, с которым мужчина провожает глазами красивую девушку. Вот только Дум не был девушкой. Под этим, по его мнению, противоестественным вниманием он чувствовал себя как под душем из грязи.
Когда же араб протянул к нему пухлые ручонки, Алекс не сдержался.
— Еще один шаг и я за себя не отвечаю, — с напускной бравадой произнес парень.
Сперва Клавиус опешил, а потом помрачнел.
— Гомофобы, — повторил он и повернулся к Джин. — Ну и как мне работать в такой атмосфере?
— Алекс, — девушке происходящее явно доставляло удовольствие. — Не переживай. Я прослежу за сохранением твоей невинности.
Леди красноречиво мазнула взглядом по пятой точке Дума, от чего у того в горле закрутился рвотный ком.
— Надеюсь это будет быстро, — процедил Алекс.
— Как будто мне происходящее доставляет удовольствие.
Почему‑то парень не сомневался, что действительно доставляет. Араб жестом попросил сесть на единственный находящийся здесь стул. Самый обычный — словно привет из советского кино. Даже подушечка была обита зеленой тканью, что наводило на определенные сомнения.
Когда Дум устроился, Клавиус вооружился странной лупой. По рукоятке и краям линзы, шли вереницы рун и иероглифов. Некоторые были знакомы будущему археологу, но большинство оказались неизвестны.
Но самым страшным стал тот миг, когда неприятный толстяк положил ладонь на метку гримория. Когда‑то в детстве, в аналоге пионерского лагеря над Алексом подшутили старшие и закинули ему в кровать с десяток лягушек. Так вот — лягушки были приятней прикосновений холодных ладоней араба. К тому же, когда он водил пальцами и что‑то бурчал, у Алекса складывалось стойкое ощущение, что тот трогает не сколько его тело, сколько нечто более глубокое.
Его одновременно и лапали, и обливали грязью, и просвечивали потусторонним рентгеном, беспардонно врываясь в самые потаенные уголки естества. Пытка длилась не больше минуты, но Думу казалось, что прошел как минимум час. Час, в той самой постели, полной мокрых, склизких, вонючих лягушек.