— Где я? — воскликнул ошеломленный доктор. — Мэри! Мэри!
Он быстро приподнялся на своей постели и в ту же секунду с силой стукнулся головой о потолок. Затем, раньше, чем негодующий голос с потолка успел привести в исполнение свою угрозу, доктор вскочил с постели и стал на пол, который мгновенно заколебался под его ногами во все стороны.
Специфический удушливый запах темного корабельного помещения заставил его сообразить, что он находится на судне, но его затуманенные мозги решительно не могли дать ему понять, каким образом он сюда попал.
Он с отвращением осмотрел невозможно грязные, рваные лохмотья, которые были на нем вместо обычного чистого белья, а затем стал восстанавливать в памяти происшествия прошлого вечера. Последнее, что он мог вспомнить, были его собственные слова, с которыми он обратился к своему приятелю стряпчему Гарри Томпсону, горячо убеждая его не пить больше, так как иначе ему будет нехорошо.
Все еще не разбираясь, как следует, в своих мыслях, доктор подумал, не здесь ли тоже и Томпсон. И начал нетвердыми шагами обходить кубрик и будить всех спавших там одного за другим, спрашивая каждого, не он ли Гарри Томпсон. Он получил уже целый ряд очень красноречивых отрицательных ответов, когда дошел до какого-то человека, долгое время совсем не отвечавшего.
Доктор сначала его легонько потрогал, затем встряхнул. После этого опять его встряхнул и дал ему несколько сильных, но строго научных шлепков. Тогда только Гарри Томпсон сонным и каким-то полузадушенным голосом произнес:
— Все в порядке, все в порядке.
— Наконец! — облегченно сказал доктор и эгоистично прибавил: — Счастье, что я не один. Гарри! Гарри! Проснитесь!
— Да! да! — пробормотал спящий. — Все в порядке.
Доктор начал трясти его изо всех сил. Это нежное обращение несколько прояснило голову стряпчего, и, полуоткрыв глаза, он стал сердито отбиваться от нарушителя его спокойствия, пока из мрака не послышались злобные голоса, клявшиеся самым ужасным образом убить их обоих, если они не перестанут возиться и шуметь.
— Где мы? — спросил доктор у какого-то глубокого баса, угрожавшего им особенно ожесточенно.
— На бриге «Стелла», конечно, — последовал ответ, — А вы что себе думали, черт вас возьми?
Доктор ухватился за край койки своего друга и попытался начать соображать. Сейчас же, однако, отвратительная тошнота, подступившая ему к горлу, подавила все остальные его чувства. Он торопливо вскарабкался по трапу на палубу и, шатаясь, подбежал к борту.
Он стоял так несколько минут, перегнувшись через борт и подставив свою горевшую, как в лихорадке, голову под холодный, свежий ветер. И ему казалось, что он качается на качелях, когда закрывал глаза, чтобы не видеть мрачного волнующегося моря. Необычайно странно и дико было полное отсутствие земли и твердой почвы, и, со стоном отвернувшись от расстилавшегося перед ним безбрежного водного пространства, он посмотрел вокруг — на вычищенную до блеска палубу, на белоснежные паруса, распущенные на лениво скрипевших реях, и на рулевого, склонившегося над штурвалом и следившего глазами за помощником, который стоял рядом.