Вытянувшись во весь рост на прохладной простыне, Барлоу сомкнул глаза и моментально погрузился в сон, глубокий и спокойный. За окном его спальни скрипели неугомонные цикады, гремел вдалеке тягач механика, возвращаясь доверху груженным из Мусорного Карьера, катилось по звездному небу колесо оставленной экипажем станции. На столике на веранде лежала забытая фигурка из бумаги, похожая на птичку модель-оригами «Конкордии-Венатор», дорогой и смертоносной межзвездной машины, любимого корабля наемных убийц и охотников за головами.
Барлоу спал, и неизвестно, какие призраки прошлого посещали его во сне.
* * *
Он проснулся, как всегда, в шесть утра. За неплотными занавесками вовсю полыхало солнце. Некоторое время Барлоу лежал в постели, разглядывая дощатый потолок. Ни о чем особенном не думал, просто лежал, вдыхая свежий утренний воздух, наслаждаясь простыми вещами – своим еще не старым крепким телом, пением птиц за окном, узором трещин на рассохшейся краске. День обещал быть прекрасным, как и любой другой день, когда ты жив, и в светлой безмятежности утра смерть кажется чем-то ненастоящим, не страшным. Тем, что никогда не случится с тобой и теми, кого ты любишь.
Барлоу легко поднялся с постели, потянулся и вышел на веранду. Намокшие доски пола приятно холодили ступни, да и сам воздух еще не успел прогреться, дувший с востока ветерок ободряюще касался обнаженного торса. Тело Барлоу было смуглым и худым; когда он делал глубокий вдох, не в силах надышаться утренней свежестью, можно было легко пересчитать выпирающие ребра. Но в его худобе не было ничего болезненного, Барлоу был жилист и гибок, нагнувшись, он без труда коснулся костяшками кулаков пола. Тут же выпрямился, неуловимо быстро изменил положение ног, перетек в боксерскую стойку. Нанес невидимому противнику хлесткий, быстрый прямой правой, левой, хук правой, ушел в защиту, встретил наступающего соперника свингом. И вдруг уронил руки, с душераздирающим хрустом вывернул плечевые суставы назад, потом вперед, весь сжался, согнул колени, поднял нечеловеческим образом перекрученные руки ладонями вверх, пряча за ними лицо. Такую дикую, чуждую человеческой анатомии стойку диктовали правила на-кхакра-аири, «искусства причинять смерть» – рукопашного боя расы гроф. Барлоу потратил в свое время немало денег, сил и времени, чтобы овладеть на-кхакра-аири, ведь если в чем гроф и были вне конкуренции, так это в причинении смерти.
Из верхней стойки Барлоу не перешел, провалился в нижнюю, столь же нечеловечески извращенную. Выстелился вдоль пола, бросил руки вперед в атакующем выпаде, взлетел, нанося удар коленом, локтем, лбом, окаменевшими, сомкнутыми в щепоть пальцами, ребром ладони, стопой. И застыл в базовой стойке, с щелчками и хрустом вышел из нее, распрямился, свободно свесил руки вдоль тела. Усилием воли замедлил пульс со ста десяти ударов до восьмидесяти, восстановил ритм дыхания, расслабил мышцы. Смуглая кожа блестела от пота. У Барлоу не было шрамов, татуировок, родимых пятен, ничего, что можно было отнести к особым приметам. Если он был когда-то киборгизирован, то тщательнейшим образом позаботился скрыть следы имплантаций. И если три минуты назад не наблюдать, как Барлоу демонстрировал стиль боя, известный в лучшем случае двум сотням людей во всей обитаемой Галактике, можно было счесть его просто немолодым человеком в хорошей форме, делающим утреннюю зарядку на веранде своего загородного дома. Обычным жителем городка Тихая Миля на безымянной планете, затерянной где-то в рукаве Лебедя.