— В нашей силе закрыть побережье от Козлова до Керчи, — горделиво закончил пояснения Сухотин.
— Иного не дано! — коротко ответил Долгоруков. — Коль пустим десант на берег — выбивать придется с кровью.
По настоятельной просьбе капитанов Василий Михайлович посетил оба фрегата, похвалил команды за отвагу и вечером, провожаемый пушечным салютом, вернулся в Лагерь Кохиуса.
На рассвете отряд командующего направился к Бельбеку, к подполковнику Боку, где его поджидали гусары и донцы с обозом, а на следующий день вошел в Кезлев.
Некогда шумный и многолюдный город опустел: татары, замордованные грабежами русских солдат, незаметно и тихо покинули свои дома; из жителей остались только христиане — греки и армяне.
Долгоруков задерживаться в Кезлеве не стал — устроил короткий смотр гарнизону, переночевал и утром выехал к Перекопу.
Рассеянно поглядывая на безжизненную, душную степь, бугрившуюся круглыми шапками редких скифских курганов, Василий Михайлович погрузился в неторопливые думы.
Эта непродолжительная поездка, носившая главным образом демонстративно-устрашающий характер, оказалась достаточно полезной. Беседы с калгой и ханом, с генералами и офицерами Крымского корпуса, с резидентом Веселицким, подробно обрисовавшие скрытое от глаз, но ощутимое по мелким внешним деталям, а еще больше по донесениям конфидентов соперничество внутри татарского общества, убеждали, что за Крым предстоит еще долгая и трудная борьба. Генерал припомнил образное, но очень точное сравнение, брошенное в разговоре Веселицким.
— Турция подобна солнцу, — сказал статский советник, — а Крым — тень от него. Покамест светит солнце — тень не исчезнет. Оставляя по проектируемому договору султану духовную власть, мы оставляем частицу света, которая будет и впредь порождать тень…
«Прав советник, ох, прав, — думал, вздыхая, Долгоруков. — Войско неприятеля можно разбить, флот — потопить. Но как сломать веру?..»
Двадцать третьего июля он вернулся в свой лагерь у Днепра.
А через несколько дней Веселицкий прислал письмо, что Шагин-Гирей сложил с себя должность калги-султана и собирается выехать из Крыма к командующему.
Шагин-Гирей покинул Крым в самом конце лета. Покинул тайно, ночью. В свете полной луны, холодно и надменно глядевшей с неба, трижды сменив лошадей, он стремительно пронесся к Ор-Капу, оставляя позади и дорогую и ненавистную землю. И спешил он не из-за боязни покушения — он хотел избежать презрительных взглядов татар, не принявших ни его европейский облик, ни его стремление сблизиться с Россией.
В полевом лагере Долгорукова Шагин вел себя скромно, просительно, и все сокрушался, заискивающе поглядывая на командующего: