* * *
Человек, говорят, точно свечка: горит, горит и погаснет (то есть для чувств будет ничем, хотя душа его, как существо бессмертное вечно будет существовать). Хорошо это сравнение. А мне при этом сравнении вот что приходит в голову: смотря на бесчисленное множество зажженных свечей в храме пред иконами или в руках предстоящих и молящихся, я представляю огненную, постоянно существующую стихию, распространенную везде на земном шаре – ив воздухе, и на земле, и по местам, от действия известных причин видимую, но большею частью невидимую. Эта стихия есть источник тех видимых огоньков, которые зажжены в церкви или где бы то ни было. Беру в сравнение людей. Что люди, как не отдельные огоньки? (Только назовем эти огоньки духовными.) Все эти огоньки горят, одни – сильнее и ярче, другие – слабее и тусклее. Как у огней, находящихся где бы то ни было, есть постоянный, неиссякаемый источник огня, разлитый в природе, так у людей как отдельных огней или духовных светочей – светильников – есть единый, вечный, беспредельный духовный Огнь (Божество), или Свет, – начало всех неделимых, на земле видимых или погасших для этой жизни огоньков. Сам Господь Спаситель сравнивал Предтечу Своего и апостолов со светильниками горящими и светящими. Как обыкновенный огонь стремится вверх, так и духовный огонь – душа – также стремится к Богу – горе.
* * *
В большом саду посажено было семя дерева; семя стало пухнуть, наливаться и расти, расти; потом вышло из земли, уже образовавшись в маленькое деревцо, на свет Божий и стало подниматься вверх все больше и больше. Вертоградарь[41] любил и берег это деревцо, поливал его и тщательно ухаживал за ним, наблюдая, как бы оно не получило кривого направления. Между тем оно все росло и росло и, вероятно, по природной испорченности семени обнаруживало наклонность к кривизне. Вертоградарь употреблял усилия дать ему, сколько можно, прямое направление. Эти усилия часто обходились с болью для деревца, потому что его нужно было и обсекать, и подпирать жесткими подпорками, которые сдирали его кожицу, а иногда и оставлять на произвол ветров (искушению), чтобы оно испытывало свои силы в борьбе с ними, и отнимать у него лишнюю влагу, чтобы она не произвела в нем вредного полносочия, сопровождающегося болезнями и пр. Деревцо все поднималось выше и выше и благодаря нежной и мудрой попечительности вертоградаря возросло в великое древо, которое дало и плоды, добрые на вид и сладкие на вкус. Впрочем, при всей заботливости вертоградаря в дереве все-таки много худосочия; особенно оно усилилось после, когда деревцо совсем выросло и дало плоды и когда вертоградарь усилил его питание и напоение, чтобы оно больше давало от себя плодов. Вместо того чтобы давать больше и больше плодов, соразмерно с питанием, производимым от вертоградаря, дерево скоро от множества сочной и питательной пищи утолстилось и расширилось, не стало обращать своих соков на произведение плодов, а стало удерживать в себе и оттого загнивать. Вертоградарь все не отставал от дерева, с таким рачением им возращенного, и старался его исправить – то обрезыванием его широких ветвей, то обвязыванием его больных мест, то извлечением лишних дурных соков из его грунта, но дерево не исправлялось; оно стало все больше и больше загнивать, тлеть и сохнуть. Наконец, вертоградарь сказал садовнику: сруби это сухое дерево, на которое я напрасно употребил столь много трудов. Так бывает со многими нетерпеливыми и непостоянными душами.