Афон и его святыни (Маркова) - страница 53

Вскоре Иоанн оставил Константинополь и бежал на Афон. Когда он пришел в Лавру, привратник спросил его, кто он, откуда и чего хочет, Иоанн отвечал, что он простолюдин, пастух и хочет быть монахом.

– Молод еще, – заметил привратник.

– Благо – в юности взять ярем Господень на ся, – отвечал Иоанн и убедительно просил доложить о нем игумену [1, с. 616].

Привратник доложил про незнакомого пришельца игумену и братии. Они рады были ему, потому что нуждались в пастухе. Иоанна приняли в обитель, его постригли и поручили ему пасти на горных пажитях монастырское стадо. Юноша обрадовался такому послушанию. Он отогнал стадо вглубь святогорских пустынь, и любимым его занятием было богомыслие и молитва.

Тем временем, Иоанна разыскивали по приказу императора, но посланные, даже побывав в Лавре, не смогли отыскать Иоанна.

Тихо и спокойно текли дни и годы Иоанна в строгой пустыннической жизни: он радовался своему уединению. Однажды, думая, что никого нет в пустыне и никто не слышит его, Иоанн начал петь, как бывало, Божественные гимны. Его ангельский голос далеко разносился по пустыне. Долго пел умилившийся Иоанн, не видя и не зная, что один пустынник, таившийся близ него в дикой трещине скалы, подслушивал его. Звуки пастушеского пения потрясли сердце строгого пустынника, растрогали до слез и произвели благодатное впечатление на его душу. Пока пел Иоанн, пустынник не сводил с него глаз, не понимая, откуда взялся в пустыни такой ангельский голос, такой бесподобный певец.

Не медля, пустынник отправился в Лавру и известил игумена о дивном пастухе и трогательном его пении. Иоанн был вызван из пустыни и, против воли, только заклинаемый именем Божиим, открылся игумену, что он придворный певец Иоанн. Игумен едва мог узнать в изможденном пустыннике любимца императора, с которым он сблизился в Константинополе и который тогда был в полном развитии жизни, с пленительным взором и с играющим на щеках румянцем. По слезной просьбе Иоанна, настоятель оставил его на прежнем пастушеском послушании.

Однако, боясь императора, на случай, если он вдруг узнает, где скрывается его любимец, игумен отправился в Константинополь, лично представился государю и обратился к нему с такими словами:

– Помилуй, государь, раба твоего! Во имя Бога, желающего всем и каждому из нас спасения, умоляю тебя, выслушай отечески мою просьбу, исполни ее, да и Бог исполнит во благих желания твои!

– Чего ты, отец, хочешь от меня?

– Прости меня, государь, если я буду дерзок пред твоим величеством! Просьба моя ничтожна до того, что легко ее исполнить. Тебе это просто и ничего не стоит с твоей стороны, кроме одного твоего слова; между тем, исполнение ее составит утешение и радость самых ангелов и благо моей Лавры.