– Отравила! Ненавижу ее.
– Нехорошо так думать.
– Она права, Эллисон, – вдруг вмешалась Гарриет. – Не думаю, что миссис Фонтейн отравила Вини.
– Это еще почему? – поглядела Эди на Гарриет, что-то уж очень подозрительно этакое единодушие.
– Потому, что если она его отравила, я, скорее всего, об этом бы знала.
– Это как же такое узнаешь?
– Не переживай, Эллисон. Не думаю, что она его отравила. Но если вдруг это все-таки ее рук дело, – Гарриет снова уткнулась в книжку, – она об этом пожалеет.
Эди решила, что так просто этого не оставит, однако едва она открыла рот, чтоб насесть на Гарриет, как Эллисон снова закричала, теперь еще громче:
– Да все равно, кто это сделал! – всхлипывала она, с силой размазывая по лицу слезы. – Почему Вини надо умирать? Почему все эти бедняги должны были замерзнуть насмерть? Почему все всегда так ужасно?
Эди сказала:
– Потому что так устроен мир.
– Тогда тошнит меня от этого мира.
– Эллисон, перестань.
– Не перестану! Никогда вы меня не переубедите.
– Ну, это ребячество, – сказала Эди, – мир ненавидеть. Миру-то наплевать.
– Всю жизнь буду его ненавидеть. Никогда не перестану!
– Скотт и его команда были очень храбрыми людьми, Эллисон, – сказала Гарриет. – Даже когда умирали. Вот слушай: “Мы в отчаянном состоянии, отмороженные ноги и т. д. Нет топлива, и далеко идти до пищи, но вам было бы отрадно с нами в нашей палатке слушать наши песни и веселую беседу о том…”
Эди встала.
– Значит, так, – сказала она. – Повезла я кота к доктору Кларку. Вы, девочки, тут побудьте.
– Нет, Эди, – Гарриет выскочила из-за стола, подбежала к коробке. – Бедняжка Вини, – она погладила трясущегося кота. – Бедненький котик. Пожалуйста, Эди, не забирай его пока.
Старичок-кот от боли и глаз широко не мог раскрыть. Он вяло постукивал кончиком хвоста по коробке.
Эллисон, давясь рыданиями, обняла его, прижалась щекой к его мордочке.
– Нет, Вини, – икая, всхлипывала она. – Нет, нет, нет.
Эди подошла к ней и взяла кота – на удивление нежно. Когда она осторожно приподняла его, у кота вырвался тоненький, почти человеческий крик. Его осунувшаяся седая мордочка и разверстая желтозубая пасть казались стариковскими – притерпевшимися к боли.
Эди нежно почесала его за ушком.
– Подай-ка мне полотенце, Гарриет, – сказала она.
Эллисон хотела что-то сказать, но рыдала так судорожно, что и слова не могла вымолвить.
– Не надо, Эди, – умоляла ее Гарриет. Она тоже начала реветь. – Пожалуйста. Я с ним еще не попрощалась.
Эди нагнулась, сама подняла полотенце, распрямилась.
– Так прощайся, – нетерпеливо сказала она. – Кот сейчас уедет и вернется не скоро.