– Вы чем-то недовольны?
– Что вы, что вы, сэр, вы и ваша жена так добры ко мне…
– Так в чем же дело? Вам не хватает жалованья?
– Нет, сэр, я получаю достаточно.
– Тогда почему вы уходите?
– Я рада бы остаться, да… – с некоторым колебанием: – У меня захворала племянница.
– Но ваша племянница больна с тех пор, как мы здесь поселились.
Ответа не последовало. Настала долгая, тягостная пауза. Я нарушил ее.
– Вы не могли бы остаться еще на месяц? – спросил я.
– Нет, сэр. Мне надобно уйти до четверга.
А был понедельник!
– Что ж, но вам следовало предупредить нас заранее. Теперь уже поздно искать вам замену, а вашей госпоже тяжелая работа не по силам. Не задержитесь ли вы хотя бы до следующей недели?
– На следующей неделе я, может, и ворочусь.
Теперь мне стало ясно, что ей просто нужен небольшой отпуск, и мы охотно отпустили бы ее, подыскав ей замену.
– Но почему вы уходите именно на этой неделе? – упорствовал я. – Объясните мне.
Миссис Дорман поежилась, словно от холода, и потуже затянула на груди теплый платок, с которым никогда не расставалась. Затем нехотя сказала:
– Говорят, в католические времена на этом месте стоял большой дом, и в нем всякое творилось…
Леденящая кровь интонация, с которой миссис Дорман произнесла эти слова, не оставляла сомнений в характере того, что здесь «творилось». К счастью, Лауры не было в комнате. Как и все нервические натуры, она была очень впечатлительна, и мне показалось, что легенда о нашем доме, рассказанная старой крестьянкой с такой заразительной убедительностью, может глубоко взволновать мою жену, поколебав ее привязанность к нашему очагу.
– Миссис Дорман, – попросил я, – расскажите-ка мне все, что знаете. Я не из тех молодых людей, что потешаются над подобными вещами.
Что было отчасти правдой.
– Так вот, сэр, – она понизила голос, – верно, вам приходилось видеть в церкви у алтаря две фигуры.
– Вы говорите о статуях рыцарей в латах, – заметил я живо.
– Я говорю о двух человеческих фигурах в мраморном обличье, – поправила она, и должен признаться, ее описание было гораздо выразительней моего, не говоря уже о таинственной, сверхъестественной силе, которой веяло от слов «мраморное обличье».
– Сказывают, на канун Дня всех святых обе фигуры встают со своих плит и топают по проходу, а сами-то как есть из мрамора. (Еще одна удачная фраза, миссис Дорман.) И, только на церковных часах пробьет одиннадцать, выходят из дверей и идут прямиком через кладбище по «погребальной» тропе. А коли ночь сырая, наутро можно видеть их следы.
– Куда же они направляются?
– Они возвращаются сюда, в свой дом, сэр, и ежели кто повстречается с ними…