Малолетки ловко швыряли в мертвяков камни, которые сами заранее, похоже, выковыряли из мостовой. И целью их были вовсе не мертвяки, как поняла Даринка, а те двое, которых мертвяки защищали своими телами, – рыжий высокий парень с отстраненным взглядом и слишком уж прыгучая девчонка, которая так и норовила швырнуть в детишек их же камнями и у которой за спиной болталась боевая секира. А еще Даринка заметила, что отростки Родда боятся приближаться к парочке, только к ходячим мертякам подползали, да и то не так близко, чтобы схватить их.
На площади становилось все интересней и интересней, так что кокон Даринка решила оставить на потом.
Да и родимое пятно – бабочка-махаон, расправившая крылышки на предплечье левой руки, – не зудело. Значит, все шло по плану.
* * *
Центральная площадь Моса поразила Лариссу обилием трупов.
Она видела горы безжизненных искореженных тел на Поле Отцов, видела сожженных рыбаков – и взрослых, и детей – в поселке на берегу Кипяточки, где прожила почти всю жизнь. Да, в конце концов, она вошла в город в сопровождении мертвых воинов, поэтому думала, что никакая смерть уже никогда не сможет поразить ее. Как же Ларисса ошибалась!..
С содроганием она смотрела на тысячи тел в разной стадии разложения, над которыми с оглушительным гудением вились облака насекомых. Тут и там среди трупов извивались гигантскими червями «корни» Родда.
И еще птеры… Их было так много, что, казалось, все крыши и все стены зданий, окружающих центральную площадь Моса, были в несколько слоев покрыты черными хитиновыми телами, которые постоянно двигались, копошились и скрежетали. Еще больше птеров парило над городом, ожидая, когда можно будет упасть на беззащитную добычу внизу. Почти все они были перемазаны свежей и запекшейся человеческой кровью, у многих к лапам и жвалам прилипли кусочки плоти, за кем-то волочились гроздья кишок.
Лариссу замутило от этого зрелища, зато Траст смотрел на побоище чуть ли не с восторгом, глаза его горели, на щеках выступил румянец, он нервно облизывал губы и даже вспотел от возбуждения. Из-за перемены, случившейся с ее верным толстым другом – мысленно, так, чтобы он не услышал, Ларисса по-прежнему называла его толстым, – ей стало еще хуже, совсем нехорошо, да прямо-таки хуже некуда, потому что она старалась спокойно относиться к существу, стоявшему рядом с ней и принявшему облик ее друга. Но разве можно было любить тварь, которую возбуждает смерть?! И чем сильнее Ларисса ненавидела то, чем стал Траст, тем сильнее становилась ее связь со стаями птеров, слетевшихся сюда со всех Разведанных Территорий. Тончайшие нити, тоньше тех, что плетут крохотные паучишки, обитающие в темных углах человеческих жилищ, зазвенели натянутыми многожильными тросами. Ларисссу с невероятной силой потянуло к крылатым подопечным, жаждущим ее присутствия, звавшим ее, молившим ее, одновременно сестру и праматерь, прийти к ним, сполна почувствовать и ощутить их радость, их наслаждение, их сытость и триумф.