– Сдается мне, что Гиппократ не захочет, чтобы все войско переучивалось.
– Я могу начать с солдат одной фаланги.
– Хм-м-м… Поговорим об этом подробнее за вином.
– А каковы мои обязанности?
Клит рассмеялся.
– Они подождут. Римлян здесь еще нет, а Гиппократ и Эпикид не потрудятся оторвать свои задницы, чтобы спросить, что ты сделал. Увидеть лучшую таверну в Сиракузах гораздо важнее.
– Если ты уверен…
– Уверен. Приказываю идти со мной. Нужно только занести доспехи в твою комнату.
Давно уже Ганнон не бывал в дружественном городе, где можно было не заботиться ни о чем, кроме как соблюдать меру, чтобы не слишком напиться. Он ухмыльнулся.
– Ну, если ты так полагаешь…
Вскоре они уже шли по улице, ведущей в Ортигию и небольшую гавань. Клит на ходу откликнулся на приветствие человека, ведущего партию голых рабынь. Ганнон рассеянно взглянул на них, когда они проходили мимо, но все они смотрели себе под ноги. «Несчастные», – подумал он и спросил Клита:
– Друг?
Тот отрицательно покачал головой.
– Агафокл? Нет. Просто назойливый лизоблюд. Прислуживает Гиппократу, выискивает для него женщин. Чтобы, знаешь…
Ганнон посмотрел вслед веренице несчастных женщин, и его неприязнь к Гиппократу возросла. «Не обращай внимания, – сказал он себе. – Ты здесь, чтобы помогать ему и его брату воевать против Рима. Остальное к делу не относится». И все же у него остался неприятный осадок.
– Далеко еще до твоей таверны? – спросил он. – У меня во рту пересохло.
– Ха! Вот это мне нравится. Она тут, за углом.
Ганнон ускорил шаг. И после меха вина забыл свои заботы.
Противоречивые чувства продолжали одолевать пленницу и через два дня после прибытия в дом Гиппократа, который был частью бывшего дворца Гиерона. Она испытала огромное облегчение от того, что они с Публием остались вместе и что Элира тоже с ними. Им дали хорошие одежды, неплохо накормили и напоили. Она не раз принимала ванну. Публий тоже с удовольствием купался, хотя Аврелия следила за тем, чтобы купать его рано утром, пока никто больше не пользовался этим удобством. Стража не выпускала их из нескольких сообщающихся комнат, но не было никакого насилия – сексуального или иного. По большей части остальные обитатели жилища, четыре красивые женщины, не обращали на них внимания. Имели место несколько колких замечаний и множество враждебных взглядов, но этим все и ограничилось. По крайней мере, они ни в чем не нуждались. Но в душе ее царило смятение.
Теперь она была собственностью Гиппократа, и ее единственным предназначением было служить ему в качестве наложницы. И вопрос заключался не в том, придется