— Вот почему он убил.
На другое утро к нему пришел защитник. Он начал с общих вопросов, расспрашивая о его жизни, привычках, знакомых, напирая на некоторые пустые подробности, но, видимо, не решаясь начать разговор о преступлении. После четверти часа такой беседы Кош, все более и более раздражавшийся, обратился к нему:
— Послушайте, скажите правду, вы считаете меня виновным?..
Адвокат жестом остановил его:
— Не продолжайте, прошу вас. Я считаю искренними, правдивыми, слышите, правдивыми ваши уверения в невиновности. Как ни тяжелы имеющиеся против вас улики, я хочу видеть в них лишь роковую случайность. Вы говорите в свое оправдание, что вы невиновны, и вы невиновны, я это утверждаю.
— Но я клянусь вам, клянусь всем, что у меня есть самого дорогого на свете, что я невиновен.
В эту минуту Кошем овладело безумное желание рассказать всю правду. Но какой адвокат возьмется за защиту после такого признания? Ему оставалось только одно: все отрицать, не заботясь о правдоподобности.
Но все же ему хотелось, чтобы его защитник верил ему, и он повторил со страстью в голосе:
— Я невиновен! Я невиновен! После, может быть скоро, вы увидите, я вам скажу…
— Да ведь я вам верю, уверяю вас…
И Кош понял по тону, по взгляду своего защитника, что он скрывал свою мысль, что и он тоже был убежден в его виновности. После этого они еще спокойно разговаривали, почти не касаясь преступления. Кош понемногу начал забывать все, что было смешного и вместе с тем драматичного в его положении, а адвокат старался разгадать, что скрывалось под этой насмешливой беспечностью, сменившей так мастерски разыгранное вначале возмущение.
На другой день после завтрака за Кошем пришли, посадили его в карету и куда-то повезли. Он думал сначала, что его везут к судебному следователю, но поездка продолжалась слишком долго. Приподнявшись насколько было возможно, он попробовал заглянуть в окошечко, но стекла в нем оказались вставленными не как в обыкновенных окнах, а вкось, так что он увидал только клочок свинцового холодного неба. Наконец карета остановилась; он вышел и, хотя его очень быстро втолкнули в дверь, все же успел разглядеть Сену, катившую свои грязные тяжелые волны, и понял, что его привезли в морг!
— Этого еще недоставало, — подумал он, — меня привели на очную ставку!
Мысль об этом зрелище, наполняющая обыкновенно ужасом настоящих преступников, нисколько не смутила его. Ведь в потухших глазах бедного мертвеца он не прочтет для себя угрозы. Он увидит без малейшего страха этот труп, который видел уже два раза: ночью, еще сохранившим отголосок жизни, и утром, уже вытянувшимся и окоченевшим. Однако, когда он очутился в зале с белыми стенами и высокими окнами, из которых свет бледными пятнами падал на мраморные столы, им овладело какое-то неприятное чувство. В сыром воздухе носился смешанный запах карболовой кислоты и тимьянной эссенции, напоминавший кладбище и аптеку. Ему казалось, что он чувствует страшный и едкий запах, который издают недавно умершие тела. Несмотря на это, он жадно всматривался во все, стараясь запечатлеть в своей памяти малейшие подробности, чтобы впоследствии с точностью изобразить их в своих статьях.