Мне кажется, для Холли постель сама по себе не важна, важно, как вы утром потягиваетесь со сна, как выходите в шелковом пеньюаре, как маленькими глотками пьете апельсиновый сок, сидя в просторной кухне окнами на океан, а против вас за столом сидит Гарри Красснер в белом халате, выставив волосатые ноги, и вы говорите ему то, что кинозвезды обычно говорят своему режиссеру-любовнику, чтобы прочнее привязать его, источая обаяние и осыпая упреками, а под окнами шмыгают алчные папарацци. Впрочем, звонили, как оказалось, не из Голливуда, а из мест восточнее и гораздо севернее, оттуда, где зимние дни коротки и холодны и между людьми, по старинке, заводится любовь, а не взаимоотношения.
— По-моему, это была какая-то знакомая твоей бабки, — сказал Гарри. — Не разберешь, она слишком громко кричала. Я ей твердил, что это я, а не ты, но она не верила.
— Должно быть, Джой. Надеюсь, ничего плохого не случилось.
— Сила звука была такая, что там явно не все в порядке. Я сказал, что ты позвонишь.
Я потянулась над ним за телефонной трубкой, чем нарушила его безмятежность.
— Господи, — проворчал он. — Надо же, как ты печешься о своей родне. — Мужчины терпеть не могут, когда вдруг проявляют заботу о ком-то помимо них. — Странно для человека, у которого и родных-то, можно сказать, нет.
Я дозвонилась до Джой. Уговорила ее включить слуховой аппарат, и речь ее сразу зазвучала членораздельно, так что стало понятно, что она говорит. Она звонила в “Золотую чашу” и уведомила их там, что Фелисити преследует вымогатель. И наняла частного детектива, чтобы все о нем разузнать. Счет придет мне: в конце концов, я — родня, а она всего лишь подруга. Я сказала, что лучше бы она повременила, пока я приеду и попробую разобраться на месте. Но Джой так не считала. Она обозвала меня неблагодарной эгоисткой, прибавила, что я вся в мать, и положила трубку. Конец трансатлантических переговоров. Я снова спряталась под одеяло и прижалась к Гарри, но он спал. Реальная жизненная драма не потревожила его сон, по-видимому, она была плохо скроена, шита белыми нитками и нуждалась в монтаже. Снаружи ухал и скрежетал ветер. Я лежала без сна и слушала радио: передавали, что над Лондоном бушует ветер в семь баллов. Но я это и без них знала.
Опять зазвонил телефон. Я перегнулась через Гарри, а он даже не пошевелился, хотя я облокотилась прямо об его волосатую грудь. Теперь звонил Джек. Извинялся за Джой.
— Она волнуется за вашу бабушку, вы уж извините ее, — сказал он. — Она уже не так молода, как была когда-то.
— Вы звоните из дома Джой? — поинтересовалась я. Просто я люблю знать, в какой обстановке находится говорящий, только и всего, но Джек сразу перешел в оборону: