По мнению сестры Доун, не следует быть слишком щедрой на похвалы, потому что те, кого хвалят, перестают стараться. Будь у нее дети, они бы выросли невротиками-честолюбцами: придут они, например, домой счастливые и с гордостью скажут матери, что получили серебряную медаль, а она с презрением фыркнет — почему не золотую? Опозоренные обойщики тихонько ушли. Сестра Доун обошла апартаменты, внимательно разглядывая каждую мелочь и пытаясь представить себе следующего жильца. Она их выбирала как числа лотереи: призывала на помощь удачу и старалась угадать, какое число появится на экране.
Ванная была очень мило облицована плиткой под мрамор, которую вполне было можно принять за настоящий мрамор, уборную украшали лепные золоченые ангелочки. Сестра Доун решила, что запасным кандидатом пусть будет та самая восьмидесятилетняя Пулицеровская лауреатка и курильщица. Ей предложат занять апартаменты при условии, что она бросит курить. Она даст обещание, но не бросит, и с самого начала сестра Доун получит психологическое преимущество над ней. Если говорить честно, то рака легких можно не опасаться, если вы прокурили восемьдесят лет и он не свел вас в могилу, значит, никакая онкология вашим легким не грозит, да и другим органам тоже, вы умрете от инсульта, или от инфаркта, или просто от того, что исчерпался ваш жизненный ресурс, а это случается с людьми, когда их возраст приближается к сотне. Пулицеровская лауреатка поджарая, строптивая и крепко пьет, такие живут долго. Не самый плохой кандидат на место в “Золотой чаше”, подумала она.
Внимание сестры Доун привлек “мерседес”, въехавший в приоткрытые чугунные с золотом ворота — точная копия ворот у входа в Гайд-парк, поставленных там в честь королевы-матери, которой как раз исполнилось девяносто восемь лет — прекрасный возраст. “Мерседес” не поехал к парадному входу, где, как естественно предположить, находится стоянка, а подкатил к стеклянной двери “Атлантического люкса” доктора Роузблума, чье имя всем надлежит забыть, и остановился в нескольких футах от сестры Доун, печалившейся по поводу пейзажа. Из машины вылезли три женщины — тощая девица в свитере и джинсах, с боттичеллиевскими волосами и высоким лбом, и две дамы преклонного возраста. Одна лет семидесяти пяти, одета чудовищно: оранжевый вельветовый тренировочный костюм и малиновая лента на голове, талия расплылась, а это не обещает надежного долгожительства; зато другая в чем-то странном, легком не по погоде и летящем, на вид субтильная, но явно заслуживает внимания. Чуть за восемьдесят, хотя с первого взгляда можно дать лет на десять меньше. Возможно, в прошлом актриса или балерина. Движения легкие и энергичные, спина почти прямая — гормонозамещающая терапия лет с сорока пяти, заключила сестра Доун, это всегда плюс, — красивая головка изящно посажена на стройной шее, задрапированный вокруг нее шарф тактично скрывает морщины.