– Не с той стороны смотришь. Ни на что он не рассчитывает. Просто урвёт своё, заветное, путём обыкновенного шантажа. Не отдадите – закрою. На самом деле ему по барабану, будет или не будет интернат. Напрямую с Дедом говорить было бесполезно. А тут явилась я и заговорила о такой щепетильной теме прямым текстом. Свой человек. А одно доброе дело ему сейчас просто необходимо. Сегодня выиграли обе стороны.
– Бедный Дед! «Где ты ничего не можешь, там ты ничего не должен хотеть».
– Не совсем точно. «Ubi nihil vales, ibi nihil velis» – где ты ни на что не способен… Разве Дед не способен?! Его позиция честнее моей, но таких, как он, ломает собственное кредо. А мы учимся гнуться… – я вздохнула. – Противный консенсус. Зачем это слово вытащил на свет Горбачёв? Взаимное удовлетворение! Взаимная выгода, и точка.
Гена косил на меня удивлённым глазом, вторым следил за дорогой. Выпал первый снег. Я обнимала руками свой драгоценный груз. Терпи, малыш…
Документальное оформление сделки по передачи летнего лагеря школы-интерната вместе с земельным участком под другую юрисдикцию вёл предложенный властью нотариус, затребовав лишь пару документов. Деда уже не интересовало, каким законом они воспользуются. Летний лагерь давно требовал капитального ремонта, денег на который всё равно никто не давал. Закончить бы ремонт интерната. Сдаваться он не привык, но пожертвовать лагерем пришлось. Зато за месяц дорога к интернату была засыпана песком, потом щебнем с помощью могучих машин и экскаваторов. Асфальт обещали только к лету. И за новым высоким забором бывшего пионерлагеря закипела работа.
Только потом выяснятся все незаконные цепочки переоформлений собственности, ставшие в итоге законными. Потом откроются махинации с ваучерами сирот в десятках детских домов, директора которых вкладывали их и в семейный нелегальный бизнес, и в банки под проценты, и в «пирамиды». Дальше страшнее – к концу девяностых валютой стали сами дети. Усыновление – продажа иностранцам. Аппетиты возрастали, дети стали исчезать до приезда усыновителей… Оправдание одно – сбежали. Об этих безобразиях я узнала много позже, когда в качестве успешного директора инспектировала другие интернаты.
Гена провёл журналистское расследование, после чего пришлось обращаться к прокурору и настоятельно просить разобраться. Начались негласные проверки всех приютов. Расследование затянулось, я уже была в Москве. В результате проверок двух директоров сняли и завели на них дело. Один продавал детей не только усыновителям, другой установил тюремный порядок при помощи бывших зеков, принятых на работу негласно, которые ввели особый порядок «по понятиям». Этот порядок довёл до петли единственного отличника этого детского дома.