— Нет, я хочу лишить убийцу громкой славы, я собираюсь, исходя из различных оснований, используемых методов, выбора места и так далее, объяснить, что действовал не один и тот же человек и что последнее преступление, скорее всего, связано с местью. Это заставит его вытащить свою колоду карт, чтобы его все-таки заметили. Он не сможет удержаться от этого.
Конрад, «мудрец команды», заметил:
— Если позволите, лейтенант… эта идея приведет его прямиком к вам. Если решит, что лишился внимания из-за вас, он может захотеть рассчитаться с вами.
Фревен помолчал, глаза его блестели.
— На это я и рассчитываю, — наконец признался он.
В палатке лейтенанта Фревена чувствовался запах масла, которым была наполнена горящая лампа с фитильной горелкой. Когда вошла Энн, предварительно спросив разрешения, он отложил роман Конан Дойля.
— Спасибо, что пришли, — приветствовал он ее, вставая из-за стола, за которым читал и писал, и садясь на кровать.
— Вы просили меня…
Он жестом предложил ей сесть на освободившийся стул около стола. Она села, оказавшись напротив него.
— Как дела в медсанчасти?
Энн вздохнула.
— Вы и так знаете. Раненые поступают непрерывно. Недавно погрузили на судно тех, кого надо отправить на родину, но уже и наши кровати заняты. А мои отношения с майором Каллоном, как вы знаете, далеко не самые лучшие… Они стали еще хуже с тех пор, как ему приходится мириться с тем, что я помогаю вам в расследовании.
— Как только мы запустим нужную информацию в третий взвод, я оставлю вас в покое…
— Нет, только не это! — воскликнула она, привстав со стула. И холодно добавила: — Я уже просила вас не отпускать меня, не заставляйте меня все начинать сначала.
Он поднял руку, чтобы устранить недоразумение.
— У меня нет таких намерений, Энн, успокойтесь. Я сказал это для того, чтобы вы, если захотите, могли отступить, вот и все.
Она пристально посмотрела на него, желая убедиться в его честности. Недоверие и сомнение сделали ее еще более привлекательной. Искренние, несдерживаемые чувства, отражавшиеся в чертах ее лица, в глазах, заставлявшие дрожать губы, — все это тронуло лейтенанта. На ней не было обычной белой шапочки, ее золотистые волосы были стянуты сзади, а две волнистые пряди спускались за ушами.
— Простите меня, — прошептала она, пытаясь справиться с волнением.
— Энн, могу я задать вам один вопрос?
Она вздернула носик.
— Если я не обязана отвечать на него, давайте.
Игнорируя ее ответ, он спросил:
— Почему это расследование так захватывает вас?
Она заморгала, потом отвернула голову в сторону, как будто рассматривая другую часть палатки.