— Думаешь, нас просто глюки посетили? — исподлобья взглянул Оливер, но его взгляд посветлел.
— Угу. Более того. Видел, как изуродована жертва? Уверен, что маньяк тоже был под газом, когда творил такое.
— Разумно, — напарник с облегчением улыбнулся. — Возьму нам по второй.
Он встал из-за столика и направился к барной стойке, а я покрутил в руках запотевшую кружку с остатками пива. Версия, в которой мне хотелось убедить напарника была хороша… если не принимать во внимание, что я сам не до конца себе верил. Ведь откуда-то взялся тот белый волос, который отправился в лабораторию. Отодвинув кружку, я взял с края столика газету. Такие были разложены на каждом, для удобства посетителей. Лениво перелистнув страницу, начал просматривать колонки новостей. Все лучше, чем прокручивать в голове воспоминание, как плавно скользит по воздуху, приближаясь, белая фигура…
На последней странице в заголовке светских хроник мелькнула знакомая фамилия. Я вчитался в текст. Новость гласила:
«Возвращение блудной дочери: Дженнифер Лисбет Макклейн воссоединилась с семьей.
Старшая дочь Роберта Макклейна, совладельца пакета акций «Джорджтаун-кэпитал», около десяти лет отсутствовавшая в нашем городе, на днях вернулась в семью. Сам мистер Макклейн пока не дает комментариев, но из достоверных источников нам стало известно, что мисс Маклейн все это время содержалась на принудительном лечении в одной из психиатрических клиник страны. Причиной острого расстройства ее психики, как говорят, послужила застарелая детская травма, полученная в связи с трагической гибелью матери мисс Дженнифер, произошедшей во время пожара в доме Макклейнов. Редакция «Джорджтаун Ньюз» надеется в ближайшее время получить новые интересные подробности этой истории. Следите за колонкой светских хроник!»
Перед глазами поплыло. Я уронил газету на стол.
— Знаешь ее? — прогудел над ухом Оливер.
Он стоял у столика с двумя кружками пива в руках и с интересом разглядывал в моей газете фотографию Дженнифер, очевидно, сделанную украдкой каким-то папарацци. На ней Дженни в спортивной майке и бриджах стояла в дверях своего дома. Я поднял голову и заставил себя улыбнуться, как ни в чем не бывало.
— Да. Одноклассница. Учились вместе.
Врать напарнику — плохо, а иногда и опасно для жизни. Но в этот раз я без зазрения совести отступил от этого постулата. Потому что есть вещи, которыми не хочется делиться даже с человеком, изо дня в день спасающим твою задницу.
Мое самое раннее детское воспоминание — пожар. Мне было около пяти лет, и я еще не понимала, что со мной происходит. Почему так явно чувствую страх матери. Почему этот страх передается мне, усиливая мой собственный. Усиливая настолько, что начинала задыхаться от ужаса. Это потом мне объяснили, что такие люди, как я, являясь своеобразными проводниками эмоций, вообще не умеют или плохо могут гасить их. Как если сидеть между двух зеркал, обращенных друг другу. Собственное отражение будет бесконечно множиться, уходя вдаль. Также множатся неконтролируемые эмоции внутри эмпата. Не важно, что чувствует человек рядом: радость, печаль, гнев, раздражение. Эмпат почувствует все это в несколько раз сильнее, даже против своей воли.