Дело осложняется тем еще, что в Истории мы находим примеры, когда мирные демократические методы и кроткий режим типа «возлюбите друг друга» проводились в жизнь железной рукой, насилием, подобно тому как христианство кострами насаждало учение о божественной благодати.
Вся эта совокупность (извините за модное слово) деяний, стремлений и борьбы, которая сопутствует установлению Демократии, привлекает, совершенно естественно, людей, обожающих трудности. Слишком просто — это хорошо для немощных карликов и плохо для тех, кто стоит сейчас у кормила власти в нашей стране. Этим они и отличаются от тех, кто в течение пятидесяти лет коварного и кровавого деспотизма называл себя националистами. Националисты — это приверженцы системы, которая считает португальцев избранной нацией, существами особыми, носителями божественных качеств, давно утерянных другими народами. Таково твердое убеждение латифундистов и фабрикантов. В то же самое время — и это один из распространенных политических парадоксов — они всей силой классовой ненависти ненавидят португальцев-бедняков, не признают за ними никаких человеческих прав, даже самых элементарных, — права на свободу, например! «Они к ней еще не готовы!» — заявляют эти люди.
Вот в этом пункте наши псевдонационалисты и расходились с де Голлем, которому, хоть он и был убежден, что избранный народ — на самом деле французы, никогда не приходило в голову лишать их свобод, запрещать им собираться, говорить, голосовать, писать, читать, любить, протестовать…
Можно сказать, что истинное уважение к португальскому народу пробудилось после 25 апреля и что все мы заслужили право на это уважение. Однако мне не стыдно признаться — никогда не надо стыдиться правды, — что теперь и правители и управляемые еще только учатся демократии, с большим или меньшим успехом. И если я валю в одну кучу правителей и управляемых (не забудьте, на мне огненная маска «политического просветителя» третьего разряда), то только для того, чтобы не приписывали больше все грехи и просчеты рядовым гражданам. Они в равной мере принадлежат и тем и другим: никто пока не свободен от наследственных пороков… Мы избавляемся от них, но как медленно, как ужасно медленно! У нас, к примеру, до сих пор путаются понятия «приказ» и «подчинение», потому что царит хаос легального беспорядка. (Впрочем, иногда этот хаос говорит о том, что португальцы в политическом отношении уже достигли совершеннолетия.)
Наивно было бы полагать, что в этом переходном периоде правители не должны приказывать. В этих трудных условиях и проверяется, из какого теста сделаны люди, которые нами правят; проверяется, способны ли они к диалогу, к отказу от постоянного напора полиции, цензуры, от религии, понятой лишь как уздечка. Вот, кстати, почему так упал авторитет церкви!