Шкура на барабан
>Перевод С. Вайнштейна и Г. Туровера
Сколько вот так, след в след за Клету, перетаскал он на своем горбу молока за долгие годы — глаза б не глядели на тягучую ленту дороги, знай только: из деревни в город, из города в деревню, туда-сюда… Мерин тяжел и медлителен был в ходу, словно поклажа тянула книзу, к сулившей желанное отдохновение земле. Сухожилия вздулись, кожа на шее и других местах кровоточила, и слепни слетались со всей округи на запах крови. А он, несмотря ни на что, всякий день спозаранку отправлялся в путь, из конюшни выходил с пеньем петухов, а возвращался, когда уж быки мерно жевали в стойлах свежескошенную траву. На несколько часов он забывался беспокойным сном, мучимый кошмарами, дрался с другими лошадьми не на жизнь, а на смерть, переправлялся с нестерпимым грузом через пропасти.
Даже коротышки ослы шагали проворней. Хозяина раздражала его медлительность, он все подхлестывал хворостиной или тащил за недоуздок и бранился:
— А ну шевелись, ублюдок! Бить поклоны будешь в конюшне!
И вот раз поутру, когда из-за полных бидонов ступить еще шаг стало невмочь, он повалился с грузом на ровном месте. Увидев, что молоко пролилось, Клету рассвирепел и, набросив петлю, принялся поднимать мерина. Он колотил, пока не сломалась палка и не занемогла рука. Мерин лез вон из кожи, хрипел, бил всеми четырьмя копытами, но так и не смог подняться. Клету тащил его за голову, за хвост, за уши — тщетно. Стукнувши еще раз копытами оземь, вконец обессилевши, он затих на боку, ртом пошла кровавая пена.
Разъезжаясь ногами по скользкой от молока земле, Клету стал высвобождать его из-под упряжи. На шум бидонов сошлись пастухи, и он попросил их:
— Подсобите, братцы…
Людей — у кого рожок в сумке, у кого кнут за поясом — хватало; одни за хвост, другие за гриву — поставили мерина на ноги. Клету его приласкал, взнуздал снова, закрыл бидоны крышками и хлопнул по-приятельски:
— Ну, давай, топай, горе луковое!
Напрягшись, поднатужившись изо всей мочи, лошадь стронулась с места. Неверным, нетвердым шагом, того и гляди упадет.
— Вроде сарамбеке пошел плясать, — пошутил кто-то из пастухов.
— Не дотянет до деревни, — заметил другой, в словах его было осуждение неуместной шутки.
Клету обнял коня рукой за шею, будто хотел защитить его. Но вскорости ноги у животного стали опять подгибаться, затряслись мелкой дрожью, и, беспомощен, будто подкошен чем-то, он плюхнулся вдруг на колени, завалился набок.
Клету пнул его несколько раз ногой и, схватившись за голову, принялся причитать, клясть разнесчастную свою судьбу.