Потом, в конце коридора, я заметил тусклое красноватое свечение, как от последних тлеющих угольков камина, и начал продвигаться в том направлении, полагая, что сумею там так или иначе сориентироваться или по крайней мере узнать какой-нибудь знакомый угол.
По мере того как я приближался, свет не делался ярче, но, казалось, был как-то странно заслонен чем-то или прикрыт. Расстояние вдоль коридора было всего несколько ярдов, и все же на то, чтобы его пройти, мне потребовалась вечность, настолько я устал и окоченел.
А потом я вдруг оказался почти вплотную к источнику света, и в тот же самый момент споткнулся о единственную ступеньку, оказавшуюся на моем пути. Я вытянул руку, балансируя, чтобы не упасть, и едва сумел удержаться на ногах, но все же пошатнулся, и рука моя коснулась не пустого пространства и не твердой поверхности — стены или двери, но, к моему ужасу, наткнулась и прошла насквозь завесу или занавес из бусинок, которые цеплялись и тянулись за мной подобно лианам, и я ощущал их не только на ладонях и плечах, но и на лице, и на волосах. В темноте я чувствовал себя кошмарно, но то, что последовало дальше, было еще хуже.
Оглядевшись, я увидел, что занавес действительно закрывает пустой дверной проем и что за маленькой темной прихожей, на входе в которую я стоял, находится комната. Я мог разобрать лишь немного, и мои впечатления были хаотичными и мимолетными, да я и сам пребывал в замешательстве и шоке от того, что чуть не упал. Я увидел круглый стол, а рядом с ним, чуть отодвинутый, стул, на котором сидела старуха. Свет исходил от единственной тусклой лампы, стоявшей на столе, ее огонек был прикрыт какой-то красноватой тканью. На голове у старухи был платок, повязанный на лбу на цыганский манер, она была закутана в нечто вроде шалей из какой-то темной струящейся материи. Все это я лишь мельком успел отметить, прежде чем она подняла глаза и устремила взгляд прямо на меня, хотя не знаю, могла ли она разглядеть меня в полумраке. Но я ее видел. Я видел черные провалы глаз, в центре которых мерцали зрачки, ее смуглую, маслянистую кожу; видел ее руки, сложенные одна на другой, старые, худые — мне показалось, они похожи на когти; видел ослепительный блик от перстня, украшенного драгоценными камнями или эмалями.
На то, чтобы описать это, потребовались минуты, и меня бросает в жар, когда я вновь переживаю эту сцену, однако на то, чтобы увидеть эту картину — старуху за занавесом из бусинок в той темной, красновато-мерцающей комнате — ушли всего секунды, но за несколько секунд это зрелище навеки запечатлелось в моих глазах, в моем сознании и в памяти и пробудило во мне некий страшный глубинный отклик.