Мы остановились перед дверью, и привратник поставил мой чемодан.
— Ваши апартаменты, сэр. Все, что вам может потребоваться. Доктора Дансера до завтра не будет, сэр, но я должен проводить вас в библиотеку после того, как принесу завтрак. Итак, сэр, желаю вам доброй ночи. — Он наклонился в дверной проем и включил свет. — Наверху, через два лестничных пролета, есть звонок, сэр, он проведен в сторожку. Если вам что-нибудь потребуется, позвоните.
— Спасибо. — Я поднял свой чемодан. — Большое спасибо.
Но привратник уже был в самом конце коридора; ухнула, закрывшись, обитая сукном дверь, и я остался один в тишине, которая подобно пыли взвихрилась и стала оседать вокруг меня.
Крутая лестница вела вперед, резко закручиваясь и сужаясь на втором, более коротком пролете, наверху которого была еще одна обитая сукном дверь. Шаги мои тяжело отдавались на голых досках, и я почти ожидал, что приду на какой-нибудь темный чердак, по-спартански меблированный единственной железной кроватью, какие бывают в школьных дормиториях, и без всяких удобств. Здесь было все так же мучительно холодно, и повсюду, проникая во все щели, гуляли сквозняки. Я подумал о том, что с тех пор как прибыл в Англию, только и делаю, что поднимаюсь по лестницам в незнакомые комнаты, задаваясь вопросом, что меня ждет впереди, и — после множества странных, выбивающих из колеи событий — становлюсь все более напряженным и настороженным. Я не должен быть таким.
Резким толчком открыв дверь, я сразу оказался в самой уютной и приятной гостиной. Светились лампы, в камине ярко горел огонь, рядом стояли медное ведерко, наполненное углем, и поленья, аккуратно сложенные с обеих сторон. Письменный стол, изящный столик красного дерева, глубокие кресла, полки с книгами, красивый персидский ковер, блюда с фруктами и орехами на буфете — у меня возникло такое ощущение, будто комната ждала меня, как старый друг, и я сел прямо в пальто, закрыл глаза, и невольно из самых глубин моего существа поднялся глубокий вздох облегчения и удовлетворения, а вместе с ним на выдохе ушли вся усталость и беспокойство, весь страх — да, это был своего рода страх, столь сковывавший и мучивший меня весь этот день, как и несколько предыдущих.
И пока я сидел, из-за крыш донесся нежный колокольный звон, а потом пробили часы, и звук был сладким, еще более убаюкивающим и успокаивающим.
Остальная часть апартаментов — когда я встряхнулся, чтобы их исследовать, — состояла из небольшой ванной комнаты и спальни, обставленной более просто, но тем не менее со вкусом. Напротив окна на стене висело высокое зеркало в резной золоченой раме. При виде него я вздрогнул. Я уже видел когда-то это зеркало, оно было мне настолько знакомо, что я мысленно вернулся через все минувшие годы в бунгало моего опекуна, спрашивая себя, возможно ли, чтобы там висело нечто подобное, — однако я был уверен, что ничего такого не было: в этом скромном маленьком доме не было ничего настолько вычурного. Я вновь озадаченно уставился на зеркало, прослеживая взглядом каждый завиток и орнамент, уверенный, что уже делал это прежде множество раз, исследуя глубины моей памяти. Но, не найдя ни намека на то, где я все это видел, вынужден был сдаться.