— Но малоприятного свойства?
— Отчасти.
— Я тоже это обнаружил. Я перерыл все касательно его жизни и прошлого — дело в том, что я подумывал написать своего рода исследование об этом человеке — Вейне, путешественнике, первопроходце.
— Но?
— Кое-что меня отпугнуло. И другие вопросы, имеющие для меня особый личный интерес, стали занимать мое внимание.
— Может, оно и к лучшему. Сдается мне, что того, кто входит в столь тесный контакт с Вейном и его делишками, не ждет ничего хорошего.
— Но этот человек мертв.
— Безусловно.
— Вы лично что-то знаете?
— О, нет-нет. Как я уже сказал — только слухи, до меня доходили всякие истории. Припоминают то или это.
После чего он решительно сменил тему и начал расспрашивать меня о моем детстве в Кении, об этой стране, с которой, как он говорил, был как-то связан его отец. И снова беседа потекла гладко.
Это был, пожалуй, самый приятный и полный впечатлений вечер в моей жизни. Превосходные кушанья, яркая обстановка, праздничная и веселая атмосфера. Перед обедом нас посетили юные исполнители рождественских песен, они пришли из мрачной темноты ночи, встали вокруг елки и развлекали нас. Детишкам, которые были в доме — а их тут насчитывалось не меньше десятка, — разрешили присоединиться к нам. Их сияющие милые мордашки, блестящие глазенки, их волнение и радостное предвкушение наполнили меня нежностью, и, глядя на них, мне, как никогда прежде, захотелось иметь собственную семью, иметь пристанище, которое было бы моим, и тех, кого я мог бы назвать моими близкими и дорогими людьми, — такие сантименты вызвали во мне древние слова и сакральные рождественские песнопения.
Время протекало столь приятно, и я столь удачно вошел в общество (правда, несколько ошеломленный выпавшей мне удачей, окружающей обстановкой и моим присутствием в этом доме), что я вполне был способен игнорировать все симптомы, указывающие, что я нездоров. То и дело во время обеда я чувствовал, что кожа моя горит, потом меня сотрясала дрожь, и хотелось подобраться поближе к камину. Я выпил немного вина и испытывал общее недомогание, но был в состоянии не обращать на это внимания до самого конца вечера, пока не поднялся, чтобы отправиться в постель. Остались только члены семьи, которые жили в доме, и еще двое гостей. Время перевалило за полночь. Когда я поднимался на ноги, у меня вдруг сильно закружилась голова. Я невольно пошатнулся, и в ту же секунду почувствовал, что мой череп словно раскалывается надвое. Когда я пришел в себя, оказалось, что я снова сижу, а сэр Лайонел сжимает мою руку. Я постарался дать объяснение происшедшему, пожаловавшись на крайнюю усталость, и уверил его, что спокойный ночной сон — все, что мне требуется для полного восстановления.