Но скажи об этом герою — обид не оберешься.
— Дальше! — потребовал мальчик.
Кряхтя, дед достал из кармана куртки флягу. Отвернул пробку; кругом запахло крепчайшей ракией. Глоток, другой — зная цену паузе, дед не торопился с продолжением рассказа. Лицо его сморщилось от удовольствия. Подвижное, забавное лицо, словно маска, сделанная из пористой резины — брови домиком, нос картошкой, губы оладьями. Казалось, старик удивляется всему на свете.
— Вальтер работал с хищниками. Леопарды, ягуары. Трое лигров…
— Тигров, дедушка.
— Лигров. Ты когда-нибудь видел полосатого льва? И грива у них короткая, будто стриженая. Лигры, парень: самец и две самки. Еще махайрод-альбинос с Целии-II. Спал, красавец, сутки напролет. Клыки, что кинжалы; зевнет, и публика ревет от счастья. На манеж Вальтер выходил с ягуаром на плечах. Между прочим, тот еще рюкзачок. Сто десять килограммов живого веса. Вальтер был голым по пояс, в шароварах из красного шелка. Женщины при виде его мышц…
«Писали кипятком», — беззвучно шевельнулись губы деда.
— …устраивали овацию, — закончил он. — Кланяясь, Вальтер незаметно подбрасывал ягуара, и зверюга кувырком слетала на заранее установленную тумбу. Случалось, если Вальтера забирал кураж, он брал на плечи не ягуара, а Катьку…
И Катька дралась с махайродом!
— Вынужден тебя разочаровать…
В небе, время от времени прячась за облаком, плыла надменная Лукреция — спутник Октуберана. Пылевые облака вокруг млечно-желтой красотки сверкали вуалью, густо усыпанной алмазами. Из-за холма тянуло зябкой свежестью реки. Оттуда доносились странные звуки: скучающий великан, сложив ладонь лодочкой, лениво хлопал по воде. Это плескались бегемоты, устраиваясь на ночлег.
— Ни с кем Катька не дралась. Но Вальтер сутулился, когда выходил с удавом. Лицо его делалось красным. Пройдя на центр манежа, он начинал вертеться волчком. Небыстро; так, для вида. Живой шарф сползал с Вальтера в опилки, Катька поднимала голову и внимательно осматривала партер. На самом деле она ничего толком не видела. У змей вообще слабое зрение. Но когда здоровенный удав, поднявшись на хвосте, вглядывается в тебя… Слабонервные дамочки из первых рядов падали в обморок. Потом Катька обвивалась вокруг тумбы с махайродом и дремала до конца номера. Смотай веревку в бухту, парень…
— Дедушка!
— Смотай, или я не стану рассказывать дальше.
Ворча, мальчик подчинился. Они были похожи: старик и ребенок. Худощавые, жилистые; в движениях мальчишки сквозила порывистость, которая с годами станет обдуманной, возможно, жестокой резкостью. В расслабленности деда таилась резкость, которая с возрастом научилась беречь силы, не расходуя их попусту. Еще глоток ракии — если бы не сумерки, стало бы видно, что кончик дедова носа слегка покраснел.