(Оцепенение в зале.)
— Да ведь это самоубийство! — ошеломленно пробормотала мэтр Сильвия Лепаж.
Вернер Лежанвье только что сознательно погубил свою карьеру — отныне ему уже не придется никого защищать.
— Нет, это смертный приговор! — возбужденно возразил Меран.
Подсудимый заслужил это — кто же безнаказанно бросает вызов самому Лежанвье!
Однако что-то — чувство, близкое к стыду, — удержало Мерана хотя бы от того, чтобы захлопать.
Защитник. Защита протестует! Мэтр Лежанвье только что ничтоже сумняшеся выдал профессиональную тайну! За такие вещи изгоняют из адвокатского сословия!
Прокурор. Мэтр Лежанвье не заслуживает никакого упрека. Он стал жертвой шантажиста и признался нам в этом только под давлением обстоятельств, в высших интересах правосудия!
Председатель суда. Господа, господа!
Защитник. Где доказательства его искренности?
Прокурор. Что он выигрывает? Ничего. Что он теряет? Все. Защитник. Он мстит.
Прокурор. Другими словами, вы признаёте, что подсудимый отплатил ему черной неблагодарностью, отняв у него жену, и что он не имел бы возможности шантажировать своего адвоката, если бы не ускользнул от заслуженного наказания?
Защитник. Ничего я не признаю! Мы не в Кассационном суде! На настоящем заседании рассматривается дело Лазаря-Лежанвье, а вовсе не дело Лазаря — Конти, давным-давно похороненное!
Прокурор. Лично я поостерегся бы употреблять это слово… Впрочем, обвинение в данном случае присоединяется к защите и напоминает присяжным, что они должны забыть о несправедливом оправдании подсудимого в прошлом убийстве и вынести справедливый вердикт по поводу очередного!
Подсудимый. Протестую! Я не убивал Габи Конти!
Прокурор. Вот как? Интересно.
Подсудимый. Я не убивал Габи! Я нарочно возвел на себя поклеп, чтобы взять старика в оборот.
Прокурор. Силен фрукт! (Крики, свист, топот.)
Председатель суда. Прошу тишины! Все это не имеет никакого отношения к настоящему делу. (К свидетелю.) Вы ничего не хотите добавить, мэтр?
Ответ. Нет. Я лишь высказываю пожелание, чтобы подсудимый был приговорен к смертной казни.
Сдержанное выступление адвоката гражданского истца, безжалостная обвинительная речь прокурора и желчная речь защитника заняли весь следующий день.
К шести часам вечера присяжные после недолгого совещания вынесли вердикт.
Подсудимый не выказал ни малейшего волнения. Под устремленными на него взглядами всех присутствующих он все с той же сардонической усмешкой под тонкими черными усиками, которая не сходила с его губ на протяжении всех пяти дней процесса, едва заметно поклонился прокурору, чем привел в смятение не одно женское сердце.