— Скажи мне, милый, давно ли ты видел Якова? Где он сейчас? Вернулся ли в Марцелль?
Люстиг молчал. Его руки сжали дрожащие пальчики девушки. Пряча глаза, он мучительно подбирал слова, опасаясь, что страшная правда навредит матери его ребенка.
— Ты спросила про Якова… Да, я видел его несколько дней назад. Говорят, сейчас у него все хорошо. Но… в Марцелль он так и не вернулся. Он неподалеку отсюда. В часе езды верхом. В поместье епископа за ним хороший уход.
Его голос сорвался. Руки Кристины заледенели, а глаза налились слезами.
— Продолжай… Умоляю, скажи мне все.
Михаэль, тяжело вздохнув, произнес неизбежное:
— Твой художник более не сможет держать кисть. Старательные палачи инквизитора раздробили ему три пальца на правой руке, пытаясь вытянуть признание.
Кристина перестала дышать. Ее глаза поедали Михаэля, а губы требовательно шептали:
— Продолжай…
— Лицо покрывают ожоги от раскаленного пыточного прута. Думаю, ненавидящий молодость испанский кровосос намеренно уродовал его. И… еще… Я не знаю, как сказать тебе об этом… — на краткий миг Люстиг замолчал. — Ты только не волнуйся, — Михаэль прижал ледяные руки подруги к груди. В его голосе звучало нескрываемое сочувствие.
Кристина послушно закивала головой:
— Говори, я слушаю!
— Яков теперь не может ходить без костылей. Палач, растягивающий его на дыбе, ненароком вывернул несчастному бедро.
Девушка вытащила дрожащие пальцы из рук Михаэля и закрыла глаза. Ей хотелось плакать, но слез опять не было. Хотелось кричать, но на это не находилось сил. Неожиданно она улыбнулась и спокойно произнесла:
— Главное, он жив. Остальное неважно…
Михаэль опустил голову, скрывая набежавшие от обиды слезы. Он нещадно завидовал богомазу, уродцу, колченогому калеке, которого больше жизни любила самая дорогая ему женщина, та, что к середине следующего лета станет матерью его ребенка… Ребенка, которого он никогда не сможет носить на руках, потому что уступит Кристину другому. Разум Михаэля отказывался подчиняться происходящему.
Девушка поднялась на ноги и, прикрыв живот руками, прошла к маленькому окну в стене.
— Это еще не все новости, не правда ли? Продолжай, — произнесла она глухим незнакомым голосом.
Опустив голову, Михаэль выдохнул:
— В Фогельбах пришла чума… До меня дошли слухи, что власти Марцелля оцепили деревню, не позволяя ее жителям выходить из домов. Уже есть умершие. Твой молочный брат Ганс и Берта… Матушка Хильда, ухаживавшая за детьми, сейчас тоже при смерти. Точнее, пока шло известие, она скорее всего преставилась…
— Отец! Что с ним? — голос Кристины сорвался.