В ту ночь я получила приглашение в его персональный ад, оставивший на душе и теле клеймо, не проходящий след от раны, прочерченной ледяным когтем.
Вернувшись, я ищу любую возможность упасть в бездну… Лед и Пламень… Свет и Тьма…
Маша нахмурила брови: рассказ пациентки превратился в бессвязный бред. Она уже собиралась прервать его и вызвать дежурную, как Виктория вскочила с дивана. Ее голос задрожал от волнения:
— Умоляю, дослушайте меня! Не надо аминазина. Скоро конец затянувшейся истории, так напугавшей вас и лишившей разума меня.
…Звуком, вернувшим меня из приторного лабиринта страстей, был шум пылесоса. Монотонный гул развеял темные иллюзии, страхи, надежды, неосуществленные желания, продолжавшие терзать меня в тяжелом забытьи, в которое я погрузилась к утру, обессиленная, обескровленная, полуживая.
В первые мгновения пробуждения я не могла понять, что происходит, где я нахожусь, а когда память услужливо вернулась, с тихим стоном поднялась с давно остывшей постели.
Одиночество ледяными пальцами сжало сердце.
Надеясь на чудо, я позвала его по имени. Но лишь безразличная тишина стала мне ответом.
Звук пылесоса в соседней комнате смолк, и в спальню заглянула горничная в белоснежном переднике. Ее лицо вытянулось и посерело. Девушка перекрестилась и, продолжая творить молитву, исчезла.
Что происходит?
Я постаралась подняться с кровати, но тело не слушалось, а голова плыла.
Сон или явь? Что это было?
Обрывки кошмара, из которого не хотелось возвращаться, оставили в душе невыносимое чувство тоски и желания падать все глубже и глубже.
Что напугало прислугу? Где Гай?
Постепенно головокружение утихло, я смогла встать и, шатаясь словно пьяная, сделать несколько шагов.
Осознание реальности не наступало, я продолжала пребывать в полудреме, которая исчезла без следа лишь перед зеркалом в ванной комнате. Там отражалась обнаженная и бледная как смерть незнакомка, сплошь покрытая кровоподтеками и ссадинами.
Чтобы не потерять сознание, я схватилась за край раковины, открыла холодную воду и опустила обе руки по локоть. Обжигающий холод вернул рассудок.
Лицо мое пострадало меньше. Над верхней распухшей губой отчетливо проступал кровавый засос. Смазанная тушь, образовав змеиные следы на щеках, превратила меня в Пьеро, проплакавшего всю ночь от счастья и от боли. Тело было изувечено сильнее: на ключицах остались багровые ссадины, соски были разодраны и саднили, по животу и спине шли раскаленные полосы от ногтей… или… скорее, когтей того существа, которое наслаждалось моей плотью. Демона, проснувшегося в человеке.