Людмила Гурченко (Кичин) - страница 150

… Я был на тех съемках в «Измайлово», был и в павильонах «Мосфильма», где снимали квартиру этой «сучки крашеной», и Люся, любовно прижимая к груди, привезла туда своего песика: собачки хорошо оттеняют одиночество. Да, сложный это народ – художники. Сложная у них вязь отношений. Работают азартно, почти весело, но, оказалось, на самом деле всё – настороженно, все боятся неискренности, все заранее ощетинены.

И вот мой вариант событий – уже по моим впечатлениям на «Мосфильме» после ее злосчастного визита в Карелию, но задолго до ее книги «Люся, стоп!», перед началом съемок фильма «Любовь и голуби». Идет прикидка – кто она, кадровичка Раиса?

У Люси, как мы помним, к высоким профессионалам всегда было особое доверие: знают, чего хотят, знают, как этого добиваться. У режиссера должна быть мужская рука.

Пока она и Меньшов приглядываются друг к другу. Она и впрямь робеет, как студентка первого курса, она само внимание, готова слушать, ты только говори что-нибудь дельное. Приглядываются, прикидывают варианты. Она ждет его предложений, он – ее. Он ждет, ждет, а потом спрашивает напрямик:

– Ну, что придумали?

– Не знаю… Может быть, вот тут зуб как-нибудь притемнить…

Интересное начало разговора. Ни тебе «зерна», ни «сверхзадачи» – зуб притемнить.

Помните? Через шелуху зритель будет пробиваться к сути. Но шелуху-то еще надо придумать, этот кокон человеческий, который каждый себе плетет как может, чтобы прикрыть душу. Тут все взаимосвязано, и если в душе изъян, то и в коконе какой-то изъян обязательно будет. Про зуб – это едва ли не первое, что они вообще сказали друг другу о Раисе. Печка, от которой пойдет весь танец.

– Нужно, чтобы в ней была какая-то червоточинка… Притемнить зуб – знаете, бывают такие темные. Чуть-чуть.

– А может, золотой? – фантазирует Меньшов. Это Гурченко решительно отсекает:

– Нет, золотой был в «Родне» у Мордюковой.

– А если усы?

– Усы?! У меня?!

– А что? – Меньшов приглядывается. – Усы – это ничего. Маленькие такие усики. Пушок такой.

Думают. Нужна какая-то червоточинка. От нее потянется нить к сути персонажа, к его проблемам, его драме.

– Вы поставили передо мной задачу невозможную: она должна быть мягкой и вкрадчивой, как Доронина. Это я не могу. Я буду мягкой, но через какую-то хитрость…

Вся задача сейчас – придумать эту хитрость. Они оба движутся пока почти ощупью, пробуя одну деталь, другую. Сейчас все идет в дело, время отбора еще не пришло – придумывать надо, пусть и «в порядке бреда». Зрители иногда удивляются: зачем придумывать, если у автора уже все написано. Как написано – так и играй. Но Меньшов верно заметил: автор пишет роль, а придумать мир вокруг придется режиссеру.