Людмила Гурченко (Кичин) - страница 156

Вся эта бурная жизнь человеческого организма струится мимоходом, на ней не фиксируют наше внимание, но все смешное, и горькое, и грустное в фильме проистекают именно из этой жизни.

Вот Раиса увлеченно и со знанием дела рассказывает о гуманоидах, а в этот момент они с Василием продираются через знаменитую бамбуковую рощу – знакомятся, так сказать, с достопримечательностями. Обязательная программа. В таких случаях положено восторгаться. Спотыкаясь и почти падая на своих высоких каблуках, Раиса все-таки находит момент, чтобы томно понюхать бамбуковый ствол и восхититься: какой аромат!

К газетному стенду действительно тянется инстинктивно, но так, что ясно видно: это не любознательность ее гонит, не страсть даже здесь, на отдыхе, оставаться в курсе событий. Это у нее происходит автоматически – на ее ответственной работе это положено.

И увлекаться экстрасенсами тоже положено: модно, современно! О филиппинской медицине рассуждать. Даром что несет чушь несусветную, зато с какой уверенностью, с каким знанием дела, с чувством превосходства каким великолепным!

«Та-ак, – говорит она придуманный Меньшовым текст, – он ее раздел! Положил на стол! И голыми руками там ей что-то раздвинул… „Не больно?“ – „Не-ет, очень хорошо“. Он вынул все внутренности – и в таз!»

Такие не рассуждают – они знают, их не собьешь. Во всем, что эта завкадрами говорит, она уверена непоколебимо, на том стоит ее мировоззрение. На экстрасенсах, гуманоидах. Каждый пустяк жизни переживает сполна: на гимнастических снарядах – массажерах, трясунах, кривошипах, эксцентриках – сидит-вибрирует так истово, словно справляет долг перед человечеством.

На пестром кавказском рынке тут же устремляется к ядовито-фиолетовому ковру с желтым оленем: щупает с видом знатока, бросает деловитый взгляд на ярлык с ценой – все надо знать, надо быть в курсе. Надо хранить светский вид.

Хранит его даже когда, подвыпившие, они возвращаются из бара. Скользит по склону, шмякается неожиданно на траву, но делает вид, что это она томно прилегла, в небо смотрит: «Вы голубей разводите? Какая прелесть!»

Новая мысль молнией поражает ее: голуби – и те любить умеют. А ей так не везет в жизни!

«Почему у людей все иначе? Почему?»

(«Бывший маленький бесенок, а теперь – женщина, опаленная жизнью».)

Но украденное счастье – не счастье. «Красивый человек» Василий вернется домой, и уже в Сибири, в ее райцентровской однокомнатной квартирке, состоится их последняя встреча. Уйдет от нее Василий, заест его совесть, да и не по его характеру эта женщина с ее представлениями о том, как положено жить. С ее игрушечным кокетством, игрушечной квартиркой, игрушечной жизнью. Василий уйдет, и хлопнет дверь, и Раиса вздрогнет, прижмет к себе покрепче дружка-собачку, хлюпнет носом жалко, как обиженный ребенок. Она так и не поймет, почему и любовь у нее получается игрушечная, недолгая. Жалко ее. И смех, и грех, и слезы.