– А чьи это стихи? – спросила Маша.
– Это Эдгар Аллан По, великий американский поэт и писатель, – ответил Владик. – Настоящий романтик. Стихи называются «Улалюм».
– Улалюм? – удивился Петров. – Почему Улалюм?
– Потому что так звали возлюбленную поэта, к могиле которой его приводит странный сон.
– Романтик, понятное дело! – сказал Васечкин, деловито расправляясь с едой. – Ты, Петров, не романтик, тебе не понять!
– Почему это не романтик? – обиделся Петров. – Очень даже и романтик!
– Да ладно, не заводись, я пошутил, – примирительно сказал Васечкин. – Мы тут все романтики, правда, пап?
– Это уж точно! – рассмеялся папа. – Иначе бы мы здесь не оказались.
– А что это за Эорея такая? – поинтересовался Васечкин.
– Ну вообще-то у Эдгара По гора называется Яник, – ответил папа. – Это переводчик, Корней Чуковский, сделал её Эореей. Не исключено, кстати, что именно арктический вулкан Эребус послужил вдохновением для По. Ведь Антарктида его очень интересовала. Действие его единственного оконченного романа – «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» – происходит именно в этих местах.
– И какие же там приключения, Игорь Петрович? – вежливо спросил Петров.
– Всевозможные, Вася! – улыбнулся Васечкин-старший. – Стоит почитать. Сэр Артур Гордон Пим путешествует к Южному полюсу. Его влечёт неведомая полярная страна. Лёд и пламень!
– Почитаем! – пообещал Петров, облизывая пустую тарелку.
– А чем кончается? – спросил Васечкин.
– Перед путешественниками, достигшими цели, в последний момент встаёт таинственная, гигантская белая фигура, – ответил папа. – Больше рассказывать ничего не буду. Сам прочтёшь!
Саша тем временем принёс из камбуза дымящиеся кружки с какао.
– Горячо, – сказал, попробовав, Федя Шутов. – Пусть остынет слегка. Я пока выйду наружу. Мне кажется, надо гусеницу поправить.
Было слышно, как хлопнула дверца в штурманском отделении.
Потом раздались звонкие удары, сотрясшие вездеход. Федя кувалдой ставил на место гусеницу. Через десять минут он вернулся.
– Холодина, ветер!
Он снял тёплую одежду, допил какао и пробрался к штурвалу. Саша убрал со стола и пошёл мыть посуду. Вскоре «Пингвин» двинулся дальше.
Вездеход стало очень трясти. «Пингвин» шёл по частым застругам – по снежным бороздам и гребням, наметённым ветром. Плато было в общем ровным, но впереди, на горизонте, виднелись тёмно-синие очертания горной гряды.
Маша вытащила записную книжку и, стараясь не обращать внимания на тряску, стала писать. Она вела дневник путешествия.
«Ни холод, ни ветер нам не страшны! – писала Маша. – В вездеходе, конечно, трясёт, но зато тут тепло. Здесь есть радио, библиотека, какао, шахматы. А главное, мы все – и взрослые, и мы с Петровым и Васечкиным, чувствуем, что мы на пороге великих открытий, что мы всё ближе приближаемся к цели!»