— Нет, командир, не знал. Точно я этого не знал, — сказал он и, заглянув капитану в глаза, извиняющимся тоном добавил: — Но сам я пожара не видел.
Не выдержав, капитан изо всех сил ударил альбиноса в живот. С таким же успехом он мог ударить кулаком по колесу грузовика.
Не испытав ни малейшей боли, великан с удивлением уставился на капитана.
— Зачем ты его бьешь? — спросил Гробовщик. — Он же говорить не отказывается.
Капитан пожарной службы не обратил на его слова никакого внимания.
— Берите его, ребята, — распорядился он.
Один из пожарных схватил великана за правую руку, и капитан во второй раз ударил его в тугой, пружинящий живот.
Великан хрюкнул и левой рукой взял капитана за горло.
— Эй, ты, полегче! — крикнул Могильщик. — Так ведь и задушить недолго.
— Не вмешивайся, — предупредил его полицейский, вытаскивая пистолет.
Капитан выпучил глаза и высунул язык.
Один из пожарных ударил великана по спине топориком. Изо рта великана вырвался звук, похожий на мокрый кашель.
Занес топор и другой пожарный.
В последний момент Могильщик успел перехватить у него топор и одновременно выхватил из-за пояса длинноствольный никелированный револьвер 38-го калибра. Просунув ствол между пальцами великана, он попытался разжать их. Почувствовав боль, альбинос стиснул кадык своей жертвы еще сильнее. В глазах капитана потемнело.
Наконец пальцы альбиноса разжались, и капитан упал.
После этого страсти разгорелись не на шутку.
Пожарный вырвал из рук Могильщика свой топор и замахнулся: еще секунда, и он раскроил бы Могильщику череп, но тут в темноте блеснул револьвер Гробовщика.
— Не теряй голову, приятель, — предупредил он пожарного. — А то потеряешь жизнь.
Пожарный взмахнул топориком и ударил великана по затылку.
Великан закричал, как взбесившийся жеребец, и начал драться. Стоявшего справа от него пожарного он ударил локтем в челюсть, отправив его в нокаут, а левой рукой уложил двух пожарных с топорами.
Тогда пожарные, перехватив топоры за лезвие и размахивая деревянными топорищами, пошли в атаку. На великана посыпался град ударов, и на его нежной белесой коже загорелись красные рубцы. Великан отбивался отчаянно, и перед ним, как во время побоища, образовалась целая груда тел, сбитых с ног его могучими кулаками. Но пожарные продолжали наступать. Великан не проявил никаких признаков усталости, только лицо его потемнело, из белого стало черно-синим.
Церковный сторож бегал вокруг и, сокрушенно заламывая руки, призывал рассвирепевших пожарных к христианскому смирению.
— Успокойтесь, джентльмены, — повторял он. — Простите ближнего своего.