На низком комоде стояла лампа синего цвета, а на обеденном столе — красного. В душном воздухе едва слышно стрекотал стоящий на высоком дубовом комоде маленький вентилятор.
Телевизор был выключен, а радио работало. Шла программа для полуночников, из металлического динамика раздавался голос Джимми Рашинга. «Старая, как мир, любовь в сердце моем…» — пел он.
На диване, вполоборота, повернув голову к столу и похотливо улыбаясь, сидел с бутербродом в руке молодой негр в грязно-белой чалме и в длинном пестром балахоне.
Вокруг стола, сжимая в руке высокий стакан с темным ямайским ромом, танцевала хорошенькая мулатка в платье, очень похожем на мешок с прорезями для рук и головы. Это была высокая, худощавая женщина с узкими бедрами сборщицы хлопка и большими, налитыми грудями кормилицы. Она шаркала босыми ногами по циновке и вздрагивала всем телом. Спереди из ее «мешка» то и дело показывались худые острые коленки, сзади, точно у курицы, что откладывала яйца, — узкие, подрагивающие ягодицы, а сверху, словно рыльца голодных поросят, выглядывали готовые выпрыгнуть наружу тугие груди.
У мулатки было длинное скуластое лицо с плоским носом, тяжелым подбородком и узкими желтыми глазами. На плечи падали густые, волнистые, густо смазанные бриолином черные волосы. Танцуя, она время от времени строила африканцу глазки.
Могильщик постучал в окно.
Мулатка вздрогнула и вылила ром на шелковую занавеску.
Первым увидел сыщиков африканец. Его зрачки побелели.
Затем, повернувшись к окну, заметила их и мулатка. Ее большой широкий рот с полными губами скривился от злобы.
— Убирайтесь отсюда, черномазые, а то полицию вызову, — закричала она глухим, срывающимся голосом.
Могильщик вынул из бокового кармана пиджака кожаный, на войлочной подкладке бумажник и показал ей свой полицейский жетон.
Мулатка помрачнела.
— Черномазые легавые, — злобно сказала она. — Только и умеете, что шлюх гонять. Чего вам надо?
— Войти, — сказал Могильщик.
Она посмотрела на стакан рома с таким видом, словно не знала, для чего он нужен, а потом, помолчав, сказала:
— Вам здесь делать нечего. Мужа все равно дома нет.
— Ничего, с тобой поговорим.
Она повернулась к африканцу. Тот заерзал на диване, явно собираясь ретироваться.
— Ты тоже останься. Поговорим с вами обоими, — сказал Могильщик.
Мулатка снова повернулась к окну и, прищурившись, окинула сыщиков быстрым взглядом:
— А он-то вам зачем сдался?
— Где дверь, женщина? — оборвал ее Гробовщик. — Вопросы будем задавать мы.
— Сзади, где ж еще, — буркнула она.
Сыщики пошли в обход дома.
— Давно я не видел такой хорошенькой киски, — заметил Гробовщик.